Курская губерния и куряне в первой мировой войне. Медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации Указ о всеобщей мобилизации 1914 года

В миролюбивой России был разгар летнего отдыха, когда нависшие над Европой штормовые облака наконец разразились грозой.

Петербург и Москва практически обезлюдели; в них оставались только те, чьи служебные обязанности приковывали их к городам. Как ни мрачен был политический горизонт после убийства в Сараеве австрийского престолонаследника, лишь очень немногие могли вообразить себе, что противоречия между Австрией, с одной стороны, и Сербией с Россией – с другой, были настолько серьезны, что не могут быть разрешены в рамках обыкновенных дипломатических процедур.

Когда стало ясно, что Австрия намерена превратить сараевский инцидент в casus belli и употребить для развития конфликта с Сербией всю свою мощь, русское правительство решило объявить мобилизацию войск, расквартированных вблизи от русско-австрийской границы.

24 июля стало общеизвестно, что конфликт неизбежен. Войска только что выступили в летние учебные лагеря. Через два дня им было приказано возвратиться к месту постоянного расквартирования; командующие военными округами получили приказы о проведении частичной мобилизации.

Первый приказ касался только Одессы, Киева, Петрограда и Казани; момент начала мобилизации был определен в полночь с 29 на 30 июля. Командующие этих округов едва успели приступить к выполнению указаний, когда были получены новые распоряжения, превращавшие мобилизацию во всеобщую. Это, разумеется, касалось и всех остальных военных округов, и во избежание неразберихи срок начала мобилизации был перенесен на полночь 30–31 июля. На следующий день, в 7 часов 10 минут пополудни, германский кайзер подписал манифест об объявлении войны России.

Отмена приказа о мобилизации южных армий, нацеленных против Австрии, и замена его всеобщей мобилизацией послужила германскому императору предлогом для начала войны с Россией. Германское правительство утверждало, что эти действия служат неопровержимым доказательством подготовки русских к боевым действиям не только против Австро-Венгрии в том случае, если она нападет на беззащитную Сербию, но и против Германии. В результате германский император в собственноручном послании к президенту Соединенных Штатов, переданном через американского посла мистера Дж. В. Джерарда, писал, что указ царя о всеобщей мобилизации направлен также и против Германии.

В проекте соглашения, подписанном императорами Николаем II и Вильгельмом II в июле 1905 года на русской императорской яхте близ шведского острова Бьёркё , утверждалось следующее:

«Если одна из двух империй подвергнется нападению любой европейской державы, то союзная империя должна будет, по условиям настоящего трактата, оказать своему союзнику помощь сухопутными и военно-морскими силами».

Иначе говоря, Германия ожидала, что Россия, для оказания помощи своему будущему союзнику, выведет на поле боя все свои вооруженные силы. Возможно ли тогда, чтобы германский император мог предположить, что Россия, вынужденная объявить войну Австрии, не мобилизует все свои вооруженные силы? Следует ли нам допустить, что император Вильгельм, который считал себя большим знатоком военных вопросов, умышленно или по рассеянности забыл об элементарном и основополагающем принципе ведения боевых действий: «Не только сразу же ввести в дело все войска, но, во избежание риска быть разбитым по частям, немедленно добиться перевеса своих сил над противником»? Однако тогда возникает другой вопрос: если германская мобилизация была направлена исключительно против России, почему в таком случае Германия не была последовательна в своих действиях и не объявила войну только ей одной? Непосредственно перед объявлением войны Германия делала Франции выгодные предложения в надежде, что та сохранит нейтралитет, но при этом одновременно проводила мобилизацию всех своих сухопутных войск и флота.

Русский приказ о частичной мобилизации стал ответом на мобилизацию восьми австрийских армейских корпусов, дислоцированных вблизи от сербской границы. Австрия ответила на него мобилизацией всех своих армий, и, только когда об этом стало известно в России, был отдан приказ о полной мобилизации всех русских войск.

Для доказательства того, сколь мало ожидали в России начала войны, достаточно упомянуть о следующем. В тот момент население выезжало из больших городов для летнего отдыха, а русских военнослужащих выводили в летние учебные лагеря, которые в некоторых случаях находились за сотни верст от мест постоянного расквартирования полков, где хранилось все необходимое для ведения военной кампании. Это означало, что до того, как войска смогут принять участие в мобилизации, их необходимо прежде возвратить в казармы. Импровизация в такой сложной проблеме, как проведение мобилизации, совершенно недопустима; выигрыш одного дня или даже часа при первоначальных перемещениях войск может приобрести неоценимую важность. Именно по этой причине царь и принял решение об общей мобилизации всех вооруженных сил России.

Приказ о проведении частичной мобилизации неизбежно стал известен миллионам военнослужащих и гражданских лиц, в результате чего информация о нем дошла до слуха наших противников. Если бы Германия рассматривала эту акцию не только как предупреждение Австрии, но и как свидетельство желания России принять участие в боевых действиях, то наверняка начиная с этого момента ею делались бы представления русскому правительству. Однако, вместо выражения протеста, Центральные державы начали подготовку к войне, что касалось прежде всего их торгового флота, находившегося в далеких морях. Неоспоримые свидетельства этой подготовки позднее попали в наши руки среди документов, захваченных в Восточной Пруссии.

Вечером 29 июля стало известно, что царь подписал манифест о всеобщей мобилизации. Вся Россия, военная и гражданская, принялась за работу. Следует отдать должное миллионам людей из всех слоев общества, которые взялись за дело с такой самоотверженностью и энергией, что результаты превзошли наши наиболее оптимистические надежды и предположения, не говоря уже о расчетах неприятеля. Под стать быстроте оказались и достигнутые результаты. Чтобы должным образом оценить сложности и препятствия, с которыми сталкивалась всеобщая мобилизация в Российской империи, необходимо продемонстрировать различия между Россией и западными империями в тех аспектах, которые имеют наибольшее влияние на быстроту проведения подобных операций. В европейской части России, за вычетом польских губерний, на 100 квадратных километрах на каждые 10 тысяч населения приходилось всего 0,96 километра железных дорог, тогда как Германия, в том же исчислении, располагала 11,5 километра.

Следовательно, Германия по развитию железных дорог в двенадцать раз превосходила Европейскую Россию, причем русские дороги должны были обслуживать в два с половиной раза более многочисленное население. Кроме того, в России все необходимое в ходе мобилизации надо было перевозить в среднем на расстояния в пять раз большие, чем в Германии – если принимать во внимание только Европейскую Россию и учесть тот факт, что все войска двигались в одном направлении. Численность войск, перевезенных на громадные расстояния, достаточно проиллюстрирует указанные трудности. Необходимо помнить, как сравнительно мал был процент железных дорог, известных как стратегические – то есть те, которые позволяли подвозить войска в приграничные районы от Балтийского моря до Румынии, где требовалось развертывание армии. До того момента, однако, для русского командования было совершенно неясно, предстоит ли России столкнуться с единственным противником – Австрией, или же со всей коалицией Центральных держав в целом.

Тем не менее исторические события развивались очень быстро, и всего через два дня после приказа о всеобщей мобилизации стало ясно, что России угрожает война на всем протяжении ее западной границы. Тогда во всех умах возник вопрос – к которой из сторон конфликта примкнут Италия и Румыния?

Существовало еще несколько второстепенных опасностей, которые угрожали воспрепятствовать успешному и быстрому проведению мобилизации. Совсем недавно был предпринят, но не вполне еще доведен до конца отвод нескольких пехотных корпусов и нескольких кавалерийских дивизий от разных участков границы в центральные и приволжские губернии. Эти меры были вызваны экономическими, а не военными причинами, что устраняет всякие сомнения в том, что у России совершенно отсутствовали какие бы то ни было агрессивные намерения в отношении ее соседей. Безусловно, большая концентрация войск на границе давала населению этих районов несомненные экономические преимущества, но одновременно наносила ущерб внутренним губерниям, которые вносили свою долю в расходы по содержанию армии, не получая никаких выгод от ее присутствия на их территории.

Другая реформа, которая затрудняла мобилизацию, – введение системы, известной под названием «скрытых резервов». Все боевые рода войск имели в своем составе формирования, состоявшие из сравнительно малого числа офицеров и нижних чинов, которые должны были служить ядром частей второго наступательного эшелона; они и представляли собой упомянутый «скрытый резерв». В то же время все штабы высшего военного командования предстояло еще сформировать; это требование, вкупе с некоторыми другими, указывало на недостатки системы, поскольку естественно, что только недавно сформированный штаб не может в незнакомых условиях моментально приступить к исполнению своих обязанностей. Эта проблема касалась подготовки штабов верхнего командного уровня начиная со штаба армии и кончая штабом Верховного главнокомандующего. С открытием боевых действий было необходимо сформировать один штаб Верховного главнокомандующего всей русской армии, три штаба главнокомандующих фронтами, включая командование на Кавказе, и, если учитывать Кавказскую армию, одиннадцать армейских штабов, что в общем составляло четырнадцать главных командований. Офицеры, из которых следовало сформировать эти штабы, должны были иметь опыт службы в Военном министерстве в Петрограде, в Императорском Генеральном штабе или в штабах командования различных военных округов. Все эти учреждения, однако, могли выделить для формирования новых штабов высшего армейского командования только малую часть из своих высокопоставленных офицеров; их время было уже занято мобилизацией второго эшелона армии одновременно с теми, кто уже был призван.

Естественно, что число офицеров в этих штабах было совершенно недостаточно для выполнения увеличившегося объема работы при одновременном формировании новых штабов. Это влекло за собой необходимость откомандирования для штабной службы офицеров из строевых частей. В самый критический момент, когда работа штабов была наиболее ответственна, когда любая ошибка могла нанести текущим действиям войск невосполнимый ущерб, эти штабы только еще формировались. В таких случаях ответственность ложилась на тех командиров, которые сохранили свои прежние посты, или на тех, кто был назначен руководить только что сформированными боевыми частями или штабами. Тем не менее, как я уже отмечал, мобилизация проходила весьма успешно и с такой быстротой, что было невозможно перехвалить армейские штабы и гражданскую администрацию, которые участвовали в ее проведении, а в первую очередь – тех, кому выпала наиболее трудная часть работы, продолжавшаяся до завершения сложной и бесперебойной транспортной операции. Для всех железнодорожных чинов – от младших и до самых высоких, которыми руководило только сознание государственной необходимости их дела и патриотизм, было тогда вполне обычным делом несколько дней кряду работать по двадцать четыре часа в сутки, ни на минуту не смыкая глаз.

Что касается верхних уровней командования, то служившие там люди еще в мирное время были поставлены в известность относительно того, какие назначения они получат. Тем не менее после объявления войны эти офицеры почти или совершенно не имели времени для осмотра войск, отданных под их командование, или хотя бы для того, чтобы просто познакомиться со своими непосредственными подчиненными.

Естественно, такое положение не способствовало укреплению авторитета начальников среди подчиненных и не облегчало их взаимоотношений с помощниками. Выдающиеся личности, занимавшие высшие командные должности, безусловно вызывают громадный интерес у общества благодаря той роли, которую они играли в недавних исторических событиях. Несмотря на это, тот факт, что большинство из этих людей еще живы и, будем надеяться, со временем вновь займут видное место в управлении нашей страной, заставляет меня ограничиться только самым кратким обзором их curriculum vitae .

Во главе армии был поставлен великий князь Николай Николаевич , дядя царя, человек хотя и немолодой, но по-прежнему полный сил, можно даже сказать – юношеской энергии.

Близко знакомый с армейской жизнью, великий князь получил военное образование в Николаевской академии Генерального штаба в Петербурге. Позднее он приобрел обширный опыт командования кавалерией; немногим менее десяти лет назад он занимал пост главнокомандующего гвардией и начальника Петербургского военного округа. Несмотря на то что его высочество имел репутацию начальника сурового и вспыльчивого, а временами даже теряющего над собой контроль, он пользовался любовью в войсках, которыми ему доводилось командовать. В своем качестве генерал-инспектора русской кавалерии он был в той или иной степени знаком со всеми крупными кавалерийскими начальниками и практически со всеми заметными офицерами, поскольку все они, получая назначение на новую должность, приезжали в Петербург и представлялись великому князю по его должности главнокомандующего столичным военным округом.

Его назначение Верховным главнокомандующим русской армией было с удовлетворением встречено всей без единого исключения русской прессой. Великий князь не получил возможности самому выбрать себе ближайших помощников; они были назначены к нему Военным министерством.

Хотя великий князь и не имел случая его одобрить, список этих офицеров был представлен властям империи и должным образом утвержден государем императором.

Занимавший прежде пост в военной администрации генерал Янушкевич незадолго до начала войны был назначен начальником Генерального штаба в Петрограде, а после открытия боевых действий стал ближайшим помощником великого князя – начальником его штаба.

Деятельность Янушкевича на этом посту вызвала следующее замечание, адресованное генералом Сухомлиновым своему близкому другу, некоему генералу, скрывающемуся под литерами «Д-н»: «Наш начальник Генерального штаба все еще дитя».

Он совершенно не имел боевого опыта и, что вполне естественно, по всем вопросам, имевшим касательство к стратегическим комбинациям, полностью подпал под влияние своего ближайшего товарища по службе, петроградского Генерального штаба генерала Данилова .

На протяжении нескольких лет Данилов занимал должность генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба. Позднее во время войны он назначался на различные строевые должности и стал командиром армейского корпуса, а затем и командующим армией. Во время революции он был начальником штаба Северного фронта, которым тогда командовал генерал Рузский, и занимал этот пост в течение шести месяцев.

Главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта был назначен генерал Иванов .

Его штаб формировался в Киеве на основе штаба этого округа, и генералу Иванову пришлось командовать армиями на Юго-Западном фронте, который действовал против Австрии. Начальником штаба у Иванова был генерал Алексеев , позднее прославившийся на весь мир в качестве начальника штаба императора. Свойства генерала Иванова являлись типичными для человека весьма скромного происхождения, который своим трудом достиг высочайшего положения. Отличительными чертами его характера и интеллекта были благожелательность, доброта, доступность для подчиненных, спокойный нрав и величайшая скромность в сочетании с прилежанием при изучении военных вопросов. Большую часть жизни он провел в артиллерии, включая и крепостную. Боевое крещение он получил в Маньчжурской кампании , занимая тогда пост командующего 3-м Сибирским армейским корпусом.

В той кампании среди прочих отличий он получил вожделенные ордена Св. Георгия четвертой и третьей степени , высоко ценимые во всех европейских армиях.

Хотя его боевая активность в Маньчжурии не отличалась ни большим разнообразием, ни широтой, она тем не менее позволила накопить большой и разнообразный опыт. В Маньчжурии его упрекали за то, что он всецело находился под влиянием своего начальника штаба; но, если дело обстояло именно так, то из этого могла проистекать только большая польза для государства, поскольку в результате проявились замечательные таланты генерала Алексеева.

Алексеев, используя свое влияние на генерала Иванова, оказался в состоянии разрабатывать стратегические планы, зная, что будет нести на своих плечах полную ответственность за принимаемые решения. Именно тогда Алексеев приобрел начальный опыт, который подготовил его к исполнению высоких обязанностей, возложенных на него впоследствии.

Генерал Алексеев провел первые десять лет своей военной службы в малых чинах в одном из малозаметных пехотных полков, расквартированных в Могилеве.

В этом качестве он принял боевое крещение во время Дунайской кампании 1877–1878 годов и приобрел первый, хотя и весьма ограниченный, боевой опыт. Только на десятом году службы он решил наконец сдать экзамены в Николаевскую военную академию, а поступив, закончил учебу блестяще. Маньчжурская кампания застала его на посту генерал-квартирмейстера ; после сражения при Мукдене в период относительного затишья он стал начальником штаба 3-й армии. На этой работе он приобрел обширный боевой опыт, в первую очередь – штабной работы; этот опыт оказался для него очень полезен во время европейской войны.

Характер его можно описывать, ни о чем не умалчивая, поскольку он был безупречен. Даже на самых высоких постах он сохранил необыкновенную скромность, доступность и простоту, о которых с теплотой вспоминают все, кому довелось общаться с ним непосредственно. Его невозможно упрекнуть в излишней мягкости, поскольку он умел с необходимой жесткостью принимать меры для выполнения однажды принятых решений. Если и имелись в его характере недостатки, то они касались исключительно его общения с ближайшими помощниками и коллегами, на ошибки которых он был склонен смотреть с излишней терпимостью. Но, как известно, даже на солнце есть пятна, и генерала Алексеева в основном упрекали за то, что он стремился переделать все дела сам. Он вплоть до мельчайших деталей прорабатывал множество вопросов и проделывал массу подготовительной работы вместо того, чтобы распределить эти задачи между своими подчиненными, возложив на них ответственность за их безукоризненное и вдумчивое исполнение. Вполне естественно, что такие методы работы доставляли ему много неудобств и, возможно, заставляли его перенапрягаться, что и стало причиной болезни, которая незаметно подкралась к нему в октябре 1916 года и через несколько дней едва не свела в могилу. Только после четырех месяцев отдыха в солнечном Крыму он оправился достаточно для того, чтобы вновь приступить к исполнению своих обязанностей начальника штаба Ставки. Это произошло всего за несколько недель до революции. Позднее, хотя только на короткое время, он становится Верховным главнокомандующим русских армий. В этом качестве характер его деятельности изменился только очень незначительно, поскольку, будучи начальником штаба, он практически исполнял обязанности Верховного главнокомандующего в те периоды, когда Николай II отвлекался для отправления других государственных дел.

Следует ожидать и надеяться, что русский народ вновь призовет этого высокоодаренного благородного воина и предоставит ему возможность еще раз послужить столь страстно любимой им отчизне, которой он уже отдал сорок лет жизни и поистине безупречного и ревностного труда .

Главнокомандующим группы армий Северо-Западного фронта был назначен генерал Жилинский. Относительно личности этого генерала я могу сообщить очень мало. Во время Маньчжурской кампании он занимал пост начальника штаба дальневосточного наместника, а также главнокомандующего. Он не добился тогда значительных успехов, а его влияние на ход боевых действий едва ли можно считать удачным. Несмотря на это, он перед нынешней войной на короткое время исправлял должность начальника Генерального штаба, будучи избран на эту роль военным министром генералом Сухомлиновым. Когда стал вакантным пост главнокомандующего войсками и генерал-губернатора в Варшаве, Жилинский использовал все свое влияние для того, чтобы занять его, и в том преуспел. Должен с огорчением отметить, что это лишний раз доказывает – в тот период назначения на наиболее ответственные и важные посты производилось по самым различным причинам, самой последней из которых по значимости являлась пригодность назначаемого лица. Став командующим Варшавским военным округом, он в случае войны с Германией назначался главнокомандующим расквартированными в округе войсками, хотя его военные способности, продемонстрированные на Русско-японской войне, делали его непригодным для этой должности. Последующие события только подтвердили впечатление о его неспособности занимать ответственный пост главнокомандующего. При открытии кампании, когда его действия должны были быть направлены на согласование операций генералов Самсонова и Ренненкампфа , он оказался совершенно не в состоянии выполнять то, что от него требовалось.

Среди лиц, получивших назначения на должности командующих армиями, я должен упомянуть генералов Самсонова, Брусилова и Ренненкампфа. Первые двое из них сыграли исключительно важную роль в первые дни войны, а третий приобрел во время Русско-японской войны, так же как в ходе Маньчжурской кампании 1900 года , репутацию необычайно энергичного, упорного и мужественного солдата, наделенного большими военными способностями.

В то же время я с сожалением должен отметить, что в нравственном отношении его репутация оставляла желать лучшего. Невзирая на это обстоятельство, он непосредственно перед войной был назначен командующим приграничными силами на Восточно-Прусском направлении в Виленском военном округе, где он раньше командовал 3-м армейским корпусом. Это назначение многими критиковалось по причине не лучшего с точки зрения нравственности реноме генерала, но одновременно и приветствовалось как назначение человека, способного в случае войны достойно послужить родине. Впоследствии, когда военное счастье ему изменило, публика вспомнила о его немецком происхождении. Сообщали даже, что его родной брат будто бы служил в германской армии. Так или иначе, он пострадал точно так же, как и многие другие, от которых отвернулась удача. Общественное мнение в поисках причин и оправданий военного поражения неизбежно прибегает к слову «изменник» и ищет подтверждения даже в тех случаях, когда это обвинение заведомо безосновательно. Во всяком случае, немецкое происхождение генерала Ренненкампфа было неоспоримым фактом; несмотря на это, следует помнить, что всякий, кому приходилось с ним общаться, неизбежно проникался убеждением, что все его симпатии отданы России, в особенности – ее армии, в которой он прослужил сорок лет и приобрел репутацию блестящего военачальника. При описании последующих событий я еще буду говорить о Ренненкампфе. Здесь все же я могу утверждать, что его отличали большая смелость, настойчивость и решительность при планировании боевых операций. Несомненно, Франция должна быть благодарна ему за свою победу на Марне, а следовательно, и за спасение Парижа от германского нашествия.

Личность генерала Самсонова несколько менее яркая. Подобно генералу Ренненкампфу, он получил образование в Николаевской военной академии, а во время Маньчжурской войны, в ходе которой он в основном командовал кавалерийскими частями, заработал себе отличную репутацию. В вопросах морали он был безупречен, что вызывало к нему любовь и уважение в войсках. Несмотря на то что он был наделен блестящим умом, подкрепленным хорошим военным образованием, ему никогда не доводилось проявить силу характера или решительность.

Характер генерала Брусилова труднее поддается анализу. Его военная карьера не предоставила ему случая испытать свои способности. Большая часть его службы прошла в офицерской кавалерийской школе , где он больше имел дело с техническими аспектами подготовки войск, нежели с их боевым применением.

Эта служба по крайней мере позволила ему довести до совершенства свои теоретические познания и изучить [современную] военную проблематику, что было для него совершенно необходимо, поскольку он не получил высшего образования в Николаевской академии. Несмотря на это, его действия в нынешней войне показывают, что он, несомненно, обладает определенными военными дарованиями. Он не лишен способности воодушевлять своих людей, что неоднократно проявлялось в ситуациях, когда подчиненные ему войска попадали в трудное положение. В начале войны фамилия Брусилова была в русской армии почти совершенно неизвестна, но его изобилующая победами карьера на первом же месте боевой службы быстро выдвинула генерала в первые ряды наиболее популярных личностей. Но разумеется, наибольшее внимание привлекло его победоносное наступление весной 1916 года, которое было призвано облегчить положение Италии в момент, когда эта страна оказалась под угрозой разгрома австрийской армией. Его восходящая звезда достигла тогда зенита. Впоследствии общественный интерес к нему постепенно угас. Его падение было вызвано крайне оппортунистическим поведением генерала после революции 1917 года. Этим его качеством вполне воспользовалось Временное правительство, премьером которого был тогда князь Львов. Брусилова назначили Верховным главнокомандующим русскими армиями, но это только окончательно уничтожило его в глазах образованных слоев русского общества, и в первую очередь в глазах всего русского офицерства. Поэтому его отставка с поста Верховного главнокомандующего никого не удивила, и никто о нем особенно не сожалел .

Тем не менее необходимо признать, что в его личности было больше положительных черт, нежели отрицательных.

«КУРЯНЕ НА ФРОНТЕ...»

ВОИНСКИЕ ПРИЗЫВЫ И МОБИЛИЗАЦИИ
1914-1917 гг. В КУРСКОЙ ГУБЕРНИИИ

Исход Крымской войны 1853-1856 гг., проигранной российскими вооруженными силами, располагавшими ограниченным запасом рекрутов, заставил ускорить процесс перехода к всеобщим воинским призывам населения по примеру Франции и других западноевропейских стран, включая набиравшую военную мощь соседнюю Германскую Империю.

Введение в России всесословной воинской повинности привело к сокращению сроков службы и, как следствие, увеличило число призванных в войска, прошедших военное обучение и зачисленных в запас армии для создания многочисленных подготовленных резервов на случай войны. Главным преимуществом этой системы комплектования войск являлась возможность содержать небольшую кадровую армию мирного времени, которая в случае военных действий приобретает массовый характер за счет призывов военно-обученных резервов из числа мужчин, прошедших армейскую службу. В результате наше отставание от передовых государств по рассматриваемому вопросу оказалось ликвидировано.

Система всеобщих призывов россиян, прослужив более столетия, остается основой комплектования армии и флота нашего государства вплоть до сегодняшнего времени. В условиях современного военного реформирования происходит переход на контрактную систему для профессионализации вооруженных сил, но полного отказа от существующей воинской обязанности в ближайшее время не предусматривается.

Призыв молодых людей к исполнению воинской повинности в 1914 г. на территории Курской губернии начался в плановые сроки – 1 октября . Призыву подлежало 35148 чел. , в т.ч. по дополнительным спискам Б – 4663 человек . Льготу по семейному положению имели 14045 чел. , или 40,0 % от общего числа призывников. При «осмотре и приеме» было признано подлежащими отсрочке по болезни или невозмужалости 4187 чел., или 11,9 % от общего числа призываемых. Это очень высокий показатель, в предыдущие войны он не превышал 5,5 %, что объясняется большим числом повторно получивших отсрочки для выздоровления из внесенных в дополнительные списки Б.

На службу в 1914 г. было принято 18068 чел., или 51,4 % от общего числа призывников , для сравнения в военном 1877 г. – 30,2 %, а в 1904 г. – 38,0 %. Интересен факт, что призыв новобранцев 1914 г. продолжался и после официального закрытия присутствий. До 1 января 1915 г. на службу было дополнительно принято еще 448 чел., которые вместе с 17620 чел., зачисленными на действительную службу, в октябрьский призыв, составили общее число призванных в войска . В число дополнительно призванных вошли призывники, вернувшиеся после детального обследования в лечебных заведениях, а так-же после переосвидетельствования Губернским по воинской повинности присутствием. Всего по России в 1914 г. было принято 700000 чел. , доля Курской губернии в этом наборе составила 2,6 %.

Среди принятых новобранцев льготы по семейному положению имели 4826 чел., или 26,7 %. Такого высокого показателя призванных с льготы не наблюдалось ни в Русско-Турецкую, ни в Русско-Японскую войну. Объяснялось это масштабом новой войны, превосходившим все предыдущие.

Настрой у призывников был разным. В донесениях уездных воинских начальников встречаются различные сведения о настроениях среди призываемых. Так, Льговский воинский начальник указывал на то, что, несмотря на закрытые винные лавки, среди новобранцев было замечено «неумеренное употребление вина, которое покупается ими в складчину в большом количестве и частью распивается на улицах города» . Воинский начальник просил распоряжения губернатора о фактическом прекращении продажи спиртною во Льгове до отправления всех новобранцев в войска, боясь, что последние пропьют деньги, полученные ими в присутствии, за принесенные с собой вещи .

В Новооскольском уезде ситуация была иной. По сообщению воинского начальника «Призывные ведут себя образцово. В городе полный порядок, случаев уклонения от воинской повинности не наблюдалось» .

В целом, призыв новобранцев 1914 г. прошел уже по хорошо известной схеме, лишь расширив число призванных в войска. Призыву подлежали 21-летние мужчины.

В 1915 г. в Курской губернии, как и по всей России, прошли три досрочных призыва новобранцев. Сведения об итогах этих призывов, проведенных на территории Курской губернии, крайне скудны.

Первый набор прошел с 15 января по 15 февраля 1915 года . Призыву подлежали 21-летние мужчины, которые должны были призываться в октябре. Всего к отбытию воинской повинности было назначено 32311 человек . Из этого числа было принято на военную службу 16045 чел., или 49,7 %. Зачислено в ополчение второго разряда имевших право на льготу по семейному положению 1-го разряда 6863 чел., или 21,2 % от общего числа призывников. По России данный набор дал 673000 чел. , в т.ч. 16045 курян, или 2,4 %.

Интересен факт, что новобранцам, принятым в этот призыв во флот, явка из домашнего отпуска была отсрочена до 1 октября 1915 г. «ввиду затруднительности для Морского ведомства приема новобранцев во флот вне времени обычного призыва» . Но в марте 1915 г. эти новобранцы были «обращены» в сухопутные войска и направлены на службу. Такая договоренность была достигнута по соглашению Военного и Морского министерств, по которому предполагалось призвать необходимое для флота число новобранцев в досрочный майский призыв .

15 мая 1915 г. начался второй досрочный призыв 1916 г. новобранцев 1897 года рождения, т.е. 20-летних . От него освобождались до конца войны новобранцы, занимающие на момент набора должности телеграфистов на всех железных дорогах империи, кроме Ташкентской и Средне-Азиатской .

В этот призыв к воинской повинности привлекались 32358 чел., из них льготой 1-го разряда воспользовались 8098 чел., или 25,0 %, а зачислены в войска 15590 чел. , или 48,2 %. В числе принятых по России 632000 чел. , доля Курской губернии составила 2,5 %.

В досрочный призыв 1917 г., начавшийся 7 августа 1915 г., исполнению воинской повинности подлежали молодые люди 1896 года рождения, т.е. 19-летние . Данный призыв был проведен на «мобилизационных началах», позволивших призвать под знамена наибольшее число новобранцев, не учитывая право на льготы по семейному положению . Из 33505 чел, на службу было зачислено 23246 чел. , или 69,4 %. Из 932000 чел., призванных на службу по всей России , доля Курской губернии составила 2,5 %, как и в другие призывы периода Первой мировой войны.

Необходимо отметить, что в призывы новобранцев 1914-1916 гг. от поступления на действительную военную службу освобождались только призывники, имевшие право на льготу по семейному положению 1-го разряда . Вслед за досрочным призывом 1917 г. призывников 1896 года рождения, игнорировавшим предоставление льгот по семейному положению, велась подготовка к проведению в 1916 г. призыва 1918 г. молодых людей, родившихся в 1897 году. Все призываемые в этот набор, в случае годности зачислялись в войска независимо от льготы по семейному положению. Так, призывники, имевшие право на льготу по семейному положению 1-го разряда, в наборы 1914-1916 гг., зачислялись в ополчение 2-го разряда, из которого позднее принимались на службу в качестве ратников ополчения. То теперь льготные 1-го разряда сразу при призыве зачислялись на службу как ополченцы . В случае одновременного призыва двух и более братьев на службу их семейства, наряду, с семьями, лишенными единственного кормильца получали право на продовольственное пособие . Кроме этого, семьям военнослужащих нуждающимся в отоплении оказывалась помощь и в этом вопросе .

Для более оперативного проведения призывов в 1915 г. новобранцам было предоставлено право являться на сборные пункты для исполнения воинской обязанности по месту пребывания. Данное обстоятельство позволяло призывникам, работающим на фабриках и заводах в других регионах, не возвращаться домой , что значительно экономило время проведения призыва.

Призыву подлежали и беженцы призывов 1914-1917 гг., находившиеся во внутренних губерниях, в т.ч. и в Курской. Беженцы при объявлении призыва должны были немедленно являться на сборные пункты местных уездных воинских начальников по месту пребывания. Присутствия составляли на них необходимые списки и проводили определение возраста «по наружному виду» .

В 1914-1915 гг. в России сохраняли свою силу отсрочки для завершения образования, а начиная с 1916 г. был объявлен призыв студентов в действующую армию . Во избежание призыва, многие студенты совершали самовольные переходы из одного учебного заведения в другое, что строго каралось как уклонение от воинской повинности .

Досрочное проведение воинских призывов требовало большого напряжения от учреждений, составлявших призывные списки. Всего по имеющимся данным за 1914-1915 гг. в Курской губернии было принято на военную службу 72949 новобранцев.

Основные отличия призывов мирного и военного времени проявились в Первую мировую войну, во время которой пришлось пойти на изменение некоторых статей Устава о воинской повинности. Первый призыв военного времени в 1914 г. был проведен в плановые сроки и отличался повышенной нормой набора, более 50 % было принято на службу, а также фактической отменой льгот по семейному положению 2-го и 3-го разрядов, которые, начиная с этого момента, утратили свою силу в связи с военным временем.

Действующей армии для пополнения убыли требовалось все большее число солдат и в короткое время. Поэтому, призывы 1915-1917 гг. были проведены ранее запланированных сроков. Для этого была снижена призывная возрастная планка.

В 1915 г. впервые в России прошло три досрочных призыва новобранцев. В призыв, начавшийся 15 января, были приняты 21-летние призывники, которые в условиях мирного времени, должны были привлекаться к исполнению воинской повинности лишь 1 октября этого года. Вслед за этим 15 мая – 20-летние, а 7 августа – 19-летние юноши, очередь которых должна была наступить в 1916 и 1917 гг. соответственно. В 1916 г. очередь дошла и до 18-летних юнцов призыва 1918 года. Ниже 18 лет возраст новобранцев не опускался, в 1917 г. призвали 18-летних призыва 1919 года.

Начиная с 7 августа 1915 г., наборы новобранцев происходили на «мобилизационных началах», не учитывавших льготы по семейному положению. Теперь при призыве все годные к военной службе мужчины

За всю войну было мобилизовано около 15500000 запасных, ополченцев и новобранцев, распределявшихся по возрасту следующим образом: моложе 20 лет – 2500000 чел., или 16,8 %; 20-29 лет – 7600000 чел., или 49,0 %; 30-39 лет – 4600000 чел., или 30,0 %; 40 лет и старше – 800000 чел., или 5,0 % .

По данным сельскохозяйственной переписи 1917 г. процент принятых в армию в России составлял: 11,2 % ко всему населению, 22,6 % к числу всех мужчин и 47,4 % к числу трудоспособных мужчин. В Курской губернии этот показатель превосходил общероссийский и был равен: 12,6 %, 25,1 %, 53,3 % соответственно . Процент призванных трудоспособных мужчин в Курской губернии превосходил в среднем на 3 % аналогичные показатели в других губерниях Европейской России, например, в Екатеринославской – 34,2 %, в Петроградской – 39,7 %, в Московской он составлял 45,1 %, а в соседней Черниговской – 50,6 %. Таким образом, в среднем, данный процент был выше в сельскохозяйственных губерниях, что дает возможность сделать вывод, что русское крестьянство несло на себе всю тяжесть войны .

Летом 1914 г. по приказу Курского губернского по воинской повинности присутствия уездные воинские присутствия провели поверочные сборы нижних чинов запаса, срок для проведения был назначен с 1 по 24 июня. Уездные присутствия в рамках отведенного времени сами устанавливали сроки явки. Например, Рыльское присутствие выполнило поверку со 2 по 19 июня . Данная поверка позволила за месяц до начала войны получить точные сведения о наличии запасных на местах, что в свою очередь ускорило проведение мобилизации запасных нижних чинов.

После объявления 15 июля Австро-Венгрией войны Сербии, в России было решено провести мобилизацию. Император Николай II, несмотря на уговоры Генерального штаба, долго не хотел проводить в России общую мобилизацию, считая, что она приведет к войне с Германией. Только после долгих объяснений, что в случае объявления частной мобилизации помешает в дальнейшем проведению общей, император дал свое согласие .

Общая мобилизация была объявлена 18 июля 1914 г., в ходе ее призывались все запасные нижние чины и часть ратников государственного ополчения 1-го разряда согласно действовавшему на тот момент мобилизационному расписанию 1910 года . До этого была проведена подготовительная работа на местах. Так, с 13 июля в Курской губернии было введено «Положение о подготовительном к войне периоде» и проведены мероприятия согласно «Перечней № 1 и № 2» , такие как:

Приведение в полный порядок материалов во всех учреждениях, отвечающих за проведение мобилизации армии и флота;

Прекращение выдачи военнообязанным паспортов и свидетельств на право выезда за границу;

Дооборудование сборных пунктов при управлениях воинских начальников всем необходимым для проведения мобилизации;

Проверка готовности сборных пунктов к работе .

По распоряжению губернатора на период проведения мобилизаций в местах призыва закрывались все питейные заведения . Закрытые казенные и частные винные лавки и заведения, торгующие спиртными напитками, предписывалось охранять нарядами от полицейской стражи . Данное распоряжение сыграло положительную роль в поддержании порядка на сборных пунктах.

Интересен тот факт, что на местах мобилизация началась на один день раньше, а именно 17 июля. Получилось так, что сперва была объявлена частная мобилизация. Согласно Высочайшему повелению мобилизации подлежали войска Киевского (в его состав входила Курская губерния), Одесского, Московского, Казанского военных округов, Черноморский и Балтийский флоты и казачьи части . 17 июля в дополнение к вышеуказанному распоряжению в Курск поступила телеграмма от командующего войсками Киевского военного округа генерал-адъютанта Иванова, сообщающая, что первым днем мобилизации считается 17 июля, призыву подлежат запасные нижние чины, ополченческие части не формируются . Данное обстоятельство объясняется нерешительностью императора в деле объявления общей мобилизации, которая все-таки последовала 18 июля. Чтобы урегулировать эту нестыковку в проведении мобилизации, на места была разослана телеграмма товарища министра внутренних дел Плеве, в которой сообщалось, что призыву подлежат ратники ополчения 1-го разряда, а «явка запасных на сборные пункты по дням мобилизации, начиная с семнадцатого июля должна продолжаться без исправления объявлений о призыве» .

Отсрочками от призыва пользовались офицеры и нижние чины наружной полиции, обучающиеся в высших учебных заведениях; запасные нижние чины, ратники государственного ополчения . В преддверии мобилизации было приказано освободить всех нижних чинов и ратников государственного ополчения, отбывавших в тюрьмах гражданского ведомства, отбывавших наказание за неявку на учебные и поверочные сборы. После освобождения они сразу зачислялись в воинские части по назначению .

Сведения о числе призванных запасных в Курской губернии сильно разнятся. Так, по данным Обзора Курской губернии за 1914 г. в губернии было призвано 42394 нижних чинов запаса , или 1,4 % от общего числа принятых запасных в России в 1914 г. В свою очередь, по данным, содержащимся в государственном архиве Курской области в профильном фонде № 141 Курского губернского по воинской повинности присутствия, имеются сведения об итогах призыва запасных по 12 уездам из 15. По 12 уездам это число составило 46128 человек . По нашему мнению, больше стоит доверять сведениям профильного фонда, составленным по отчетам уездных по воинской повинности присутствий. Объяснить такое несоответствие данных можно следующим образом. В Обзоре Курской губернии могли быть использованы %е окончательные показатели о числе призванных, а количество назначенных по разверстке с губернии чинов запаса. Составители Обзора могли просто не знать о реальной ситуации, сложившейся на сборных пунктах. Губернатор Н.П. Муратов сообщал 28 июля 1914 г. командующему войсками Киевского военного округа генерал-адъютанту Н.И. Иванову, что на многих «сборных пунктах губернии до сих пор имеются запасные, не принятые в войска... [их – Д.С.] количество в некоторых пунктах доходит до 700 человек» .

Например, в Путивле было принято сверх комплекта 680 запасных, не имеющих назначения в воинские части , а в Грайвороне – 800 человек . Все эти запасные были отправлены в войска. Об этом свидетельствует и то обстоятельство, что в России в целом и в Курской губернии в частности в дальнейшем не было больше ни одного призыва запасных, т.к. весь этот ценнейший в условиях войны контингент был полностью вычерпан в период общей мобилизации. Всего, по нашим расчетам, в Курской губернии было принято 57660 чинов запаса . Более подробные сведения о числе принятых по уездам губернии будет приведено ниже в таблице № 1 «Итоги мобилизаций 1914 г. по Курской губернии».

Принятые курские нижние чины запаса были направлены в подразделения различных родов войск (пехоту, артиллерию, кавалерию, в т. ч. и на флот).

Рассмотрим теперь число ратников ополчения 1-го разряда, принятых по мобилизации 18 июля в Курской губернии. В эту мобилизацию призыву подлежали 2 категории ополченцев 1-го разряда:

Ратники, перечисленные в ополчение из запаса до достижения 43-летнего возраста, т.е. прошедшие военную службу сроков призыва 1893-1896 гг., и которым к началу войны было от 39 до 42 лет .

Не служившие ратники 1-го разряда призывов 1908-1913 гг. в возрасте от 22 до 27 лет .

В работе Н.Н. Головина мы находим сведения, отличные от выявленных нами в региональных документальных источниках. Он утверждает, что призывались запасные, прошедшие армейскую службу призывов 1892-1895 гг., т.е. от 40 до 43 лет и не служившие призывов 1910-1913 годов . По действовавшему законодательству о воинской повинности, в ополчении мужчины состояли до достижения ими 43-летнего возраста, так что 43-летних не могли призывать в войска без изменения закона. Таким образом, получается, что верхняя возрастная планка, установленная Н.Н. Головиным для лиц, прошедших военную службу, не верна. Объяснить различие в возрастах ратников ополчения, не служивших в армии, можно следующим образом: в Курской губернии могли расширить возрастные рамки призыва для приема необходимого числа ополченцев, назначенного с губернии.

По данным Обзора Курской губернии за 1914 г. в Курской губернии в 1914 г. было принято в войска 19889 ратников из них: 7540 чел. – 1-го разряда и 12349 чел. – 2-го разряда . Достоверность этих сведений вызывает большое сомнение. Во-первых, по всем встреченным нами источникам, призыв ратников государственного ополчения 2-го разряда в 1914 г. в России не проводился, так как не было на это высочайшего распоряжения. Первый набор ратников 2-го разряда состоялся лишь 5 сентября 1915 г., после утверждения Государственной думой закона «О порядке призыва и назначения ратников государственного ополчения 2-го разряда», вносившего изменения в Устав о воинской повинности . Во-вторых, численные данные, приведенные в Обзоре, совершенно отличаются от найденных нами в архивных документах. По отчетам уездных воинских присутствий, в губернии только по общей мобилизации было принято 24907 ратников 1-го разряда, среди них было: 6848 чел., или 27,5 % проходивших ряды войск, и 18059 чел., или 72,5 % не служивших , а в 1914 г. в губернии кроме общей, прошли еще две частные мобилизации.

С.С. Ольденбург, современник тех событий, писал: «Мобилизация прошла успешно, скорее, чем ожидалось; не только нигде не было протестов, не было и нередких в подобных случаях пьяных бесчинств: по Высочайшему повелению на время мобилизации была воспрещена продажа спиртных напитков» . Эти сведения подтверждаются и на локальных примерах, в частности Курской губернии. Так, Дмитриевский уездный исправник сообщал Курскому губернатору следующее: «...за все время мобилизации пьяных не наблюдалось, все население было проникнуто важностью настоящего момента, перед отправкой первого эшелона запасных, был отслужен напутственный молебен и запасные с музыкой были приведены на вокзал, после окончания призыва около собора также был отслужен молебен о даровании победы русскому оружию после чего состоялась патриотическая манифестация с несением портретов Государя и национальных флагов, толпа все время пела «Спаси, Господи» и «Боже, царя Храни», около земской управы манифестантов встретила музыка, приподнятое настроение все усиливалось... Дойдя до моей квартиры, манифестанты устроили мне овации и затем отправились к Управлению воинского начальника, где потребовали воинского начальника и устроили ему овации...»

Рыльское уездное по воинской повинности присутствие доносило, что явка запасных и ополченцев в уезде «была произведена в образцовом порядке и своевременно. При этом наблюдалось, что среди прибывающей в г. Рыльск массы людей, совершенно не было пьяных» .

Новооскольский уездный исправник доносил, что «запасные славили императора, многие заявляют желание идти добровольцами, порядок образцовый, ни одного пьяного» .

В Курской губернии были случаи поимки уклонявшихся от призыва в войска по мобилизации из других губернии. Например, 13 августа 1914 г. щигровской полицией был задержан и передан уездному воинскому начальнику запасной Ефим Денюков, происходивший из крестьян деревни Агарковой Красненской волости Малоархангельского уезда Орловской губернии .

В ходе общей мобилизации на сборных пунктах скапливалось огромное число призываемых запасных и ополченцев, что создавало большое неудобство в их размещении на обывательских квартирах и проведении освидетельствования. Во всех уездах сборные пункты были переполнены , так, только в Курском уезде было призвано 6732 чел. , а явившихся по мобилизации было еще больше. Своевременную отправку военнообязанных в войска затрудняло одновременное проведение конской мобилизации. Так, в селе Винниково прибывшая команда с запасными была задержана на несколько дней по причине отсутствия местного старшины и старосты, обязанных содействовать в продвижении таких команд. В селе не были заготовлены подводы для перевозки членов команды, потому что все местные крестьяне со своими лошадьми находились в Курске на приемном конском участке . Всего по общей мобилизации в Курской губернии было принято 82567 запасных и ополченцев.

В 1914 г. в губернии прошли еще две частные мобилизации ополченцев 1-го разряда: 20 сентября и 20 ноября. Мобилизация, начавшаяся 20 сентября, затронула всего 3 уезда из 15. По ней призыву подлежали ратники ополчения 1-го разряда, не проходившие военную службу призывов 1911-1913 гг. Всего по ней было принято 540 чел.: в Курском уезде – 200 чел., в Путивльском и в Тимском – по 170 человек .

20 ноября мобилизация прошла в 12 уездах губернии. Призывались 2 категории ратников 1-го разряда: проходившие военную службу призывов 1893-1896 гг., и не служившие в армии призывов 1908-1914 гг. Всего по ней было принято 6874 чел., из них проходивших военную службу – 183 чел., или 2,7 % и 6691 чел. , или 97,3 % не проходивших ряды войск. Такой низкий показатель призванных в первой категории объясняется полным исчерпанием данного класса ополчения.

Всего в 1914 г. в Курской губернии мобилизовали 89981 чел., или 2,04 % от общего числа призванных по России в этом году.

В 1915 г. известно лишь общее число мобилизованных в Курской губернии. В результате семи мобилизаций ратников государственного ополчения 1-го и 2-го разряда было принято 72054 человека, или 2,6 % от общероссийского показателя мобилизованных ополченцев в 1915 г., из них: 39992 чел – 1-го разряда и 32062 чел. – 2-го разряда .

В 1916 г. Курской губернии прошло 5 мобилизаций ополченцев, в ходе которых было призвано 53699 чел., из них: 16279 чел. – 1 разряда и 37420 чел. – 2-го . Таблица № 1. Общее число мобилизованных по Курской губернии в 1914 г.

Мобилизации 1914 г.
Уезды	18 июля		20 сентября	20 ноября	Всего
	запасные	ополченцы	ополченцы	ополченцы
Курский	5025	1707	200	1200	8132
Белгородский	4305	2006	-	550	6861
Грайворонский	5112	2459	-	1100	8671
Дмитриевский	2205	642	-	276	3123
Корочанский	4056	2510	-	453	7019
Льговский	3844	1009	-	671	5524
Новооскольский	3844	2085	-	-	5929
Обоянский	4859	1972	-	347	7178
Путивльский	3790	1140	170	694	5794
Рыльский	3245	1700	-	652	5597
Ст. Оскольский	3422	1840	-	-	5262
Суджанский	3700	1952	-	-	5652
Тимский	3510	1170	170	551	5401
Фатежский	3844	1244	-	380	5468
Щигровский	2899	1471	-	-	4370
Всего	57660	24907	540	6874	89981

В годы войны не обошлось и без примеров дезертирства. Так, ратник государственного ополчения 1-го разряда 140-й пешей Курской дружины Андрей Алексеевич Щетинин призыва 1911 г., происходивший из крестьян деревни Будища Черно-Олешенской волости Суджанското уезда, бежал из Курской команды выздоравливающих и скрывался в родной деревне 5 месяцев и 3 дня . После задержания его Суджанским уездным воинским начальником, он был передан военно-полевому суду при 679-й пешей Курской дружине. В ходе рассмотрения дела был вынесен приговор: «подсудимого ратника Андрея Алексеевича Щетинина за побег во время войны с целью уклониться от службы в действующей армии, по лишению воинского звания и всех прав состояния подвергнуть ссылке в каторжные работы на восемь лет...»

За первые три года войны в России было проведено 16 призывов ратников государственного ополчения: три – в 1914 г., семь – в 1915 г. и пять – в 1916 году. В дальнейшем в Центральной России до окончания войны призывов ратников государственного ополчения больше не осуществлялось. 10 января 1917 г. была проведена мобилизация ратников ополчения 2-го разряда только на Кавказе, по ней приняли 30000 человек .

В связи с уменьшением мобилизационных ресурсов начиная с 1916 г. была введена практика переосвидетельствования белобилетников, т.е. военнообязанных, которые при призывах или мобилизациях были признаны «совершенно неспособными к военной службе и получили свидетельства об освобождении навсегда от таковой...»

20 января 1916 г. в Курскую губернию поступил циркуляр, ставивший в известность о том, что в связи с высочайше утвержденным 18 ноября 1915 г. положением Совета министров постановлено:

На время войны возложить на уездные по воинской повинности присутствия поверочное освидетельствование белобилетников;

Поверочное освидетельствование проводить по месту жительства белобилетников;

Всех признанных годными к военной службе за исключением имеющих законные отсрочки от призыва после освидетельствования немедленно принимать в войска с зачислением в ополчение 2-го разряда .

Всех опаздывавших на переосвидетельствование белобилетников предписывалось отправлять в тюрьмы на срок от 3 недель до 8 месяцев .

Расклейка объявлений о начале переосвидетельствования проводилась также как и для призыва новобранцев. Вызов белобилетников на сборные пункты начинался с младших возрастов .

Переосвидетельствование проходило в разные сроки, поэтому в войска пополнение поступало разновременно. Так, в 1916 г. в целом по стране было принято в войска 100000 белобилетников, в 1917 г. – еще 100000 человек .

По данным документальных материалов, хранящихся в государственном архиве Курской области, в период с марта 1916 г. по 14 января 1917 г. в губернии было проведено 3 переосвидетельствования, в результате которых в войска было отправлено 7566 чел., и перечислено в ополчение 2-го разряда 4528 чел. с назначением отсрочки на излечение легких болезней . Таким образом, по итогам переосвидетельствования только в Курской губернии мобилизационный контингент был расширен на 12094 чел.

После Февральской революции 1917 г. потребность в привлечении белобилетников на службу сохранилась. 10 апреля на места поступило распоряжение Временного правительства «возобновить по окончании наиболее острого периода весенних сельских работ, в зависимости от местных климатических условий, поверочное освидетельствование всех не подвергавшихся еще таковому белобилетников до 43-летнего возраста» . В Курской губернии оно прошло в основном летом.

В состав уездных по воинской повинности присутствий, в связи с переосвидетельствованием, вводилось два представителя общественных организаций с правом совещательного голоса, а именно два депутата от местного гарнизона . По распоряжению начальника Харьковской местной бригады, все годные к военной службе учителя призывов 1906-1918 гг. после переосвидетельствования отправлялись на службу .

В Курской губернии данные о принятых в 1917 г. на службу белобилетниках присутствуют всего по 10 из 15 уездам, в них было принято 3450 человек .

Всего в губернии после переосвидетельствования белобилетников в 1917 г. было принято и направлено на действительную военную службу в войска 5175 чел. К тому же еще 3758 чел. было признано «не вполне годными» и включены в число ратников ополчения 2-го разряда .

Приведем общие данные о мобилизациях запасных и ополченцев с 1914 по 1917 гг.: Таблица № 2. Мобилизованные в Курской губернии в 1914-1917 гг.

1 См.: ГАКО. Ф. 141. Оп. 1. Д. 168. Л. 332-об.-333; Д. 170. Л. 319-413; Д. 182. Л. 65, 176-177, 287, 358-361, 415-416; Д. 184. Л. 224-об.-225, 287-об.-288, 380, 587-об.-679; Обзор Курской губернии за 1914 г. Курск, 1915. С. 36-37; то же за 1915 г. Курск, 1916. С. 131.

Из приведенных данных видно, что наибольшее число при пятых в войска было в 1914 г. – 89981 чел., или 39,4 % от общего числа мобилизованных в войну, в дальнейшем этот показатель снижался: в 1915 г. – 72054 чел., или 31,5 %, в 1916 г. – 61265 чел., или 26,8 % и в 1917 г. – 2,3 %. Это снижение объясняется сокращением мобилизационных ресурсов губернии.

По категориям мобилизованных в Первую мировую войну нижние чины запаса составили 57660 чел., или 25,2 % от общего числа принятых, ратники ополчения 1-го разряда – 88592 чел., или 38,8 %, ратники 2-го разряда – 69482, или 30,4 % и белобилетники – 5,6 %.

По примерным подсчетам, за годы Первой мировой войны в рядах вооруженных сил (вместе с кадровой армией) выходцы из Курской губернии составляли около 340000 человек

16 июля 1914 года был обнародован царский указ о частичной мобилизации, а 18 июля указ уже о всеобщей мобилизации. 18 июля 1914 года Германия предъявила России ультимативное требование перейти к демобилизации в течение 12 часов с угрозой, при невыполнении этого требования, объявления войны России. На следующий день Германия объявила войну России.

Как в дни накануне войны, так и в первые месяцы после её начала в Москве, как и в других городах России, проходили многочисленные патриотические манифестации.

Если говорить о самых первых манифестациях, так в ночь на 15 июля толпы москвичей заполнили Тверской бульвар напротив дома градоначальника, Страстную, Арбатскую и Скобелевскую площади. Кричали "ура!","долой Германию и Австрию", пели гимн. Пытались пройти к германскому и австрийским консульствам, но были рассеяны конной полицией.

Патриотическая манифестация московских студентов, Тверская, октябрь 1914 года. Фото из журнала Искры №41 от 19 октября 1914 года. Текст к фотографии из журнала: "Осведомившись об утверждении положения Совета Министров о привлечении в войска молодых людей, пользующихся отсрочками для окончания курса высших учебных заведений, московские студенты всех заведений 10-го окт. устроили многолюдную патриотическую манифестацию и просили градоначальника повергнуть к стопам Его Величества чувства бесконечной любви и беспредельной преданности и горячую благодарность за дарованную студенчеству высокую милость - немедля стать в ряды армии. Подобные же манифестации студенчества состоялись в Петрограде, Киеве, Риге, Новочеркасске и других университетских центрах России".

На следующий вечер манифестация была более грандиозной. На Тверском бульваре три раза подряд пропели гимн под музыку в исполнении военного оркестра, по расписанию он в тот вечер выступал на Тверском. Далее двинулись на Страстную площадь, остановившись у ресторана А.И. Козлова, потребовали, чтобы ресторанный
оркестр вышел на балкон. Опять крики "ура!" и исполнение гимна. К полуночи на площади и Тверской было около 12 тысяч человек. К тому времени центром событий стала Скобелевская площадь, где около памятника генералу выступали различные ораторы. В ту ночь Австро-Венгрия объявила войну Сербии, так что, узнав об этом, публика опять собралась на Страстной и двинулась оттуда на Трубную к ресторану "Эрмитаж", а оттуда к "Бару" в Неглинном проезде, поскольку в "Эрмитаже" к тому времени оркестранты уже разошлись по домам. У "Бара" - опять неоднократное исполнение гимна.

Газета "Московские ведомости" отметила, что, если патриотические демонстрации проходили днем, то они проходили более-менее прилично. Вечером же на демонстрациях собирались люди, возбужденные не сколько от патриотических чувств, сколько от спиртного. Журналист газеты далее продолжал:

«Что делается по ночам – это вы спросите у квартирантов домов, выходящих на главные бульвары и на Тверскую улицу. Один обыватель мне говорил следующее:

– Я думал, проснувшись, что кого-нибудь дерут, – такой неистовый вопль раздавался с Тверского бульвара! Вскакиваю, бегу к окнам. Оказывается – демонстрация.

Я сам был свидетелем ночных демонстративных неистовств. Орали насчет коварства Австрии, но опрокидывали скамейки сквера, чем не только “осложнили создавшееся положение”, но могли способствовать перелому ног…»

Основной источник информации: книга В. Руга и А. Кокорева "Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны", изданная в 2011 году.

Что говорить, если всего лишь за шесть-семь лет столыпинской модернизации пережившая революцию и поражение в Маньчжурии Россия уже могла в одиночку поспорить с любым врагом, за исключением наиболее подготовленного к Большой Европейской войне агрессора – Германии. Как же можно было спокойно дожидаться того момента, когда русские смогли бы, как в 1812 году, вновь остановить любое вторжение в свою землю? В канун Первой мировой войны в России работала германская правительственная комиссия профессора О. Аухагена, которая интересовалась ходом столыпинской аграрной реформы и ее ближайшими перспективами. Вывод комиссии категорично гласил: «По завершению земельной реформы война с Россией будет не под силу никакой другой державе». Эти сведения также послужили одним из факторов выбора Германией момента объявления России войны. Как справедливо отмечает отечественный ученый, «связь между форсированием Германией войны и срывом, таким образом, процесса социально-экономической перестройки России», несомненна. Германское правительство и кайзер Вильгельм II спешили с развязыванием европейской бойни, дабы не дать России возможности подготовиться к предстоящей схватке «не только в чисто военном, но и в общем политико-экономическом отношении» .

Вагон, оборудованный для тяжелораненых

Исходя из этого, нельзя не сказать, что мощь Российской империи крылась в русской деревне. Именно там проживало восемьдесят пять процентов россиян. Именно село, невзирая на бурно развивавшуюся промышленность, по-прежнему давало более половины всего государственного бюджета. Именно крестьяне должны были составить живую силу вооруженных сил в случае войны, а также предоставить государству свой труд (продовольствие и кадры для заводов) и кровь для победы.
15 июня 1914 года в Сараеве (столице австрийской Боснии, оккупированной в 1878 и аннексированной Австро-Венгрией в 1909 году) в день сербского национального праздника «Видов-дан» членом организации «Молодая Босния» Гаврилой Принципом был убит австрийский престолонаследник эрцгерцог Франц Фердинанд, племянник царствующего императора Франца-Иосифа. Столкновение австро-германских и русско-французских интересов на Балканах послужило непосредственным поводом для развязывания Первой мировой войны. Ведь острые международные конфликты в Европе бывали и раньше, однако до Большой Европейской войны дело не доходило, так как конфликтовавшие стороны в последний момент склонялись к взаимным компромиссам. Балканский кризис стал детонатором потому, что в данном случае отступить никто не мог – ни австрийцы, ни русские. А следовательно, ведущие центры предстоявшей мировой бойни – Германия и Великобритания – только подталкивали своих союзников к обострению отношений, дабы разрешить узел противоречий одним, но зато решительным, ударом.
Повторимся, что именно к 1914 году ведущие державы обоих блоков считали, что момент для войны настал – теперь или никогда. Немцы опасались усиления военной мощи Российской империи и постепенно подтягивавшейся Франции. Нельзя забывать, что по закону 1 августа 1913 года, вводившему 3 летний срок действительной военной службы вместо 2 летнего, французская армия в 1913 году получила 450 тысяч новобранцев вместо обычного четверти миллиона. Такое усиление армии мирного времени не могло быть долгим, так как ослабляло народное хозяйство страны и повышало расходы, и потому Франция, так или иначе, подталкивала события, долженствовавшие разразиться мировой схваткой. Как и немцы, конечно. Просто, говоря об усилении германских вооруженных сил, как правило, почему-то забывают об усилении французском.
Англичане, в свою очередь, жаждали разрешить все внутренние проблемы, а также не допустить дальнейшего усиления германского Флота Открытого Моря. Для немцев не был секретом русский план реформирования военной машины к 1917 году. Англичане, в свою очередь, были превосходно осведомлены, что к 1917 – 1918 годам немецкий флот сумеет в одиночку бросить вызов могучему британскому Гранд-Флиту. Поэтому-то, как только выяснилось, что новый конфликт на Балканах столь серьезен, что отступить не сможет ни одна сторона, Германия и Великобритания обещали твердую поддержку своим союзникам. Западный исследователь четко отметил: «Вера в то, что национальное величие и благосостояние могут быть достигнуты лишь путем военных побед, значительно сузила возможность выбора европейских государств в предшествовавший 1914 году период. Когда к этой идее присоединились финансовые интересы, смесь стала поистине гремучей» .
Отклонения сербской стороной одного из восьми пунктов ультиматума оказалось достаточно, чтобы австрийцы объявили частичную мобилизацию своих вооруженных сил против Сербии. Характерно, что мобилизации австрийцев против русских 16 июля потребовал начальник германского Большого Генерального штаба – «мозга» немецкой военщины, ген. Х. Мольтке-младший, безусловно, опиравшийся на соответствующие указания от кайзера. Уже только одно это говорит о том, что за казалось бы локальным конфликтом между Австро-Венгрией и Сербией стояло стремление немцев развязать Большую Европейскую войну. Австро-Венгрия и Германия искусственно форсировали развязывание европейской войны, воспользовавшись убийством эрцгерцога Франца-Фердинанда.
Жаждавшая реванша Франция была «всегда готова». Россия, при позиции, занятой императором Николаем II, также обрекалась на вооруженную защиту Сербии, а следовательно, и на войну с Германией. Англичане, воздерживаясь от любых обязательств, тем не менее дали понять миру, что при определенных условиях Великобритания не останется в стороне: трезвому наблюдателю было ясно, что англичане в любом случае примут самое что ни на есть активное участие в войне, которая должна была сломать хребет ее первостепенному сопернику на континенте – Германии.

Мобилизация

Намерение вступить в войну повлекло за собой и соответствующие приготовления чисто военного плана. Одновременно с начавшейся австрийской мобилизацией в Германии было введено предмобилизационное положение, при котором офицеры возвращались в свои части, а войска переводились из летних лагерей в казармы. Только через пять дней, 13 июля, предмобилизационное положение было объявлено и в России (обвинения немецких авторов в том, что русские стали раньше немцев скрытно готовиться к войне, беспочвенны). Правда, при этом генералитет был уверен в том, что война все-таки начнется. Так, ген. В.И. Гурко вспоминал, что уже 11 июля «стало общеизвестно, что конфликт неизбежен» . Подготовка русских к возможному объявлению мобилизации позволила германской печати обвинить Российскую империю в агрессии против стран Центрального блока.
Такая вещь, как предмобилизационное положение, позволяла встретить вероятную войну во всеоружии, не доводя в то же время вооруженное столкновение между государствами до неизбежности. Иначе говоря, с утверждением в 1913 году положения «О подготовительном периоде к войне» русская военная машина могла быть в значительной степени переведена на военное положение еще до объявления всеобщей мобилизации, по сути, подразумевавшей войну, оставляя мирное поле деятельности и маневрирования с целью сохранения мира для дипломатии.
Известна аксиома о том, что мобилизация уже сама по себе означает войну. Об этом прекрасно знали все, так как данная аксиома закладывалась уже в сами военно-политические договоренности между государствами каждого блока. Корень проблемы здесь – в факторе времени: допусти немцы возможность проведения русскими мобилизации до начала военных действий, и блицкриг не имел бы никаких шансов для своей реализации, а Германия – никаких шансов на выигрыш войны. Совершенно справедливо британский автор подметил это обстоятельство следующим образом: «Фактор времени, существенный для плана Шлиффена, делал германскую мобилизацию не оборонительным мероприятием, а решительным шагом к началу тотальной войны». Англичанину вторит и германский исследователь: «Так как мобилизация оказывала значительное влияние на хозяйственную деятельность страны, то всегда существовало стремление по возможности сократить сроки ее проведения, а решение о мобилизации принимать только в том случае, если война станет действительно неизбежной... Мобилизация, развертывание сил на границах и начало боевых действий так тесно переплетались друг с другом, что объявление мобилизации неизбежно влекло за собой начало военных действий. Поэтому, сама мобилизация стала значительным политическим актом, который мог поставить политику в зависимость от военно-технических условий проведения мобилизации» .

Мобилизация в Петербурге. Прием лошадей

Мобилизация, в условиях раскола Европы на два военно-политических блока, находившихся в резком антагонизме друг с другом, действительно своим объявлением предполагала войну. В противном случае – к чему же тогда граф А. фон Шлиффен вообще составлял свое планирование? Так, Б.М. Шапошников писал, что мобилизация понималась в Германии, Франции и Австро-Венгрии как акт, неизбежно ведущий к войне: «В понимании как дипломатов, так и генеральных штабов западных государств мобилизация означала собой войну». В то же время в России и Великобритании под мобилизацией видели, прежде всего, дипломатическое средство, «акт, который должен подкрепить требования дипломатии». Причина такого расхождения в том, что русские и англичане меньше зависели от времени. Напротив, чем позже после начала объявления мобилизации начинались бы боевые действия, тем это было выгоднее Российской и Британской империям. Действительно, далее Б.М. Шапошников указывает: «Раньше мы знали, что объявление мобилизации есть объявление войны Германии и Австро-Венгрии. Теперь же объявлением войны считалось получение телеграммы из Петербурга за подписью военного министра или переход границы неприятельской вооруженной командой». Тем не менее, в общем же, мобилизация есть война: «Мобилизация на пороге мировой войны являлась преддверием войны, фактическим ее объявлением и только в таком смысле и могла быть понимаема» .
Именно из такого понимания исходил и кайзер Вильгельм II, когда лицемерно обвинял русские власти в подготовке агрессии против Центральных держав. О проведении скрытых мероприятий по подготовке собственных армии и флота к европейскому конфликту в самой Германии кайзер умалчивал, ссылаясь лишь на факт военной подготовки России и Франции. Впрочем, это естественно для агрессора, жаль только, что данный тезис о виновности русских за Первую мировую войну и по сей день можно встретить на страницах научных трудов. Некоторыми исследователями как-то забывается, что первая кровь в этой войне – славянская (обстрел австрийцами Белграда), а первый разгромленный город – русско-польский (Калиш).
В качестве ответа на обвинения кайзера в агрессивности России, доказательством чего выдвигался факт русской мобилизации, можно было бы напомнить нашумевшую историю конца 1912 года, когда Австро-Венгрия, жаждавшая воспользоваться плодами Первой Балканской войны, объявила мобилизацию против России и Сербии. К русским и сербским границам пошли эшелоны, набитые войсками. Тогда военный министр ген. В.А. Сухомлинов предложил провести частичную мобилизацию, с ним согласилось большинство членов правительства, однако премьер-министру В.Н. Коковцову удалось отговорить императора Николая II. И что же? «Мобилизационный кризис» вовсе не привел к европейской войне.
Так что сам по себе акт мобилизации еще не нес в себе неизбежности войны, тем более что Германия проводила свою мобилизацию вдвое быстрее русской. Повторимся, что Россия не была готова к войне в той мере, что позволяла бы воевать без фактора риска; что русским было выгодно, чтобы мобилизация так и не переросла в войну. Зато для немцев увеличение временного «провала» между мобилизацией и объявлением войны означало, что «План Шлиффена» стремится к своему краху.
Тем не менее высшие военные круги в Российской империи не желали отказываться от войны, как тогда казалось, сравнительно быстрой, легкой и непременно победоносной. Уже 15 июля, то есть до окончательного решения колебавшегося императора Николая II, начальник Генерального штаба ген. Н.Н. Янушкевич специальной телеграммой оповестил все военные округа, командующего гвардией, наместника на Кавказе и наказного атамана Войска Донского о том, что 17 е число будет объявлено первым днем общей мобилизации. Очевидно, что военная партия (большая часть этих людей в годы войны выкажет себя откровенными бездарностями в военном искусстве), столь могущественная в России, стремилась сделать все возможное, чтобы столкнуть империю в Большую войну.
И все-таки главы великих держав пытались что-то сделать. И здесь, что вполне логично, более прочих усердствовали русские, как представители страны, наиболее неготовой к войне. В отличие от генералитета, видевшего только армию, царь и его правительство сознавали, что российская экономика только-только начала свою широкомасштабную модернизацию по европейскому пути. Поэтому русское политическое руководство пыталось не допустить войны, что в дни Сараевского кризиса предполагало, разумеется, отказ австрийцев от продолжения агрессии против Сербии. Так, 16 июля император Николай II в телеграмме кайзеру предложил передать австро-сербский вопрос на урегулирование Гаагского международного суда. Подобный вариант предлагался и англичанами.
Понятно, что в таком случае неизбежно вскрылась бы весьма неблаговидная роль Германии в провоцировании конфликта. Да вдобавок развязывание войны откладывалось на новый неопределенный срок; между тем немцы почему-то считали, что как только в России завершат военную реформу, то Германия тут же подвергнется агрессии со стороны держав Антанты. При такой ненормальной логике действительно надо бить первым, пока противник еще не готов.
Ответа не было: максимум, на что соглашались немцы, так это на «локализацию конфликта», что означало противоборство Сербии и Австро-Венгрии один на один. Исход этой борьбы был предсказуем еще до полной развязки. Так что в этот же день австро-венгры начали бомбардировку Белграда, а сам император Вильгельм II председательствовал на военном совете в Потсдаме, где и было решено вступление в войну. Немцы бросили свой жребий. Кайзер так и не ответил на эту умиротворяющую телеграмму российского императора Николая II, опубликованную лишь в январе 1915 года.
Колебания русского правительства в отношении мобилизации вылились в распоряжение императора Николая II об отмене всеобщей мобилизации и введении мобилизации частичной поздно ночью 16 июля. Согласно такому проекту, мобилизовывались только Варшавский, Киевский, Одесский и Московский военные округа (то есть исключительно против Австро-Венгрии, дабы не провоцировать немцев). Причем частичная мобилизация полностью срывала общую мобилизацию. Странно, что русский Генеральный штаб за столько лет так и не удосужился разработать графики сосредоточения только против одного из противников на западной границе. Можно сказать, что война все равно предусматривалась против обоих противников, но ведь нельзя же просто так есть свой хлеб: разнообразие вариантов военного плана облегчает дипломатии ее и без того сложные задачи.

Наш соотечественник доктор Пастеровского института в Париже Д. Рудский, поступивший с самого начала войны в ряды французской армии

Правда, можно найти и какие-то оправдания для русских генштабистов. Еще во время Русско-японской войны 1904 – 1905 годов частная мобилизация совершенно расстроила всеобщую, и подорвала качество войск. С тех пор, каждый разрабатываемый в Генеральном штабе вариант мобилизации подразумевал всеобщую мобилизацию. К тому были и объективные причины. Во-первых, к этому вынуждало состояние железных дорог: во время Боснийского кризиса Варшавский и Виленский военные округа оказались беззащитными перед возможным германским вторжением, так как русские войска сосредотачивались в Киевском военном округе. Даже в случае мобилизации против Австрии железные дороги переходили на графики общей мобилизации, срывая сосредоточение на германской границе.
Во-вторых, Российская империя все равно готовилась воевать со всем Тройственным союзом, и вряд ли был возможен такой вариант развития событий, что Германия оставит Австро-Венгрию один на один с Россией, что грозило Двуединой монархии неизбежным крушением. Относительно Антанты Конвенцией 1892 года подразумевалась общая мобилизация даже при условии мобилизации только одной из держав Центрального блока. Так, статья 2 франко-русской конвенции гласила: «...В случае мобилизации сил Тройственного союза или одной из входящих в него держав Франция и Россия по поступлении этого известия и не ожидая никакого предварительного соглашения, мобилизуют немедленно и одновременно все свои силы и придвинут их как можно ближе к своим границам». Впрочем, к концу 1914 года предполагалось выработать мобилизационное расписание № 19, в котором достигалась возможность мобилизации каждого военного округа в отдельности своими запасными (за исключением Приамурского военного округа). Но в июле 1914 года мобилизация проводилась по расписанию № 18, то есть по схемам измененного расписания 1910 года .
Главный творец русского стратегического планирования и подготовительных мероприятий на случай войны генерал-квартирмейстер Генерального штаба ген. Ю.Н. Данилов также отрицает оценку мобилизации как первого акта военных действий. Он указывает, что «готовность русской армии значительно отставала от таковой же готовности наших западных соседей, почему для нас существенно важным являлось соображение о том, чтобы не опоздать с объявлением общей мобилизации, переход к которой в течение 30 июля (новый стиль. – Авт .) еще был возможен без больших потрясений. Никакой при этом непоправимой опасности произойти не могло, ибо у нас в России объявление общей мобилизации не было сопряжено с открытием военных действий. Акт мобилизации вел лишь к переводу армии на военное положение или, иначе говоря, являлся мерой предупредительного характера. Не то, как оказалось, было в Германии, где мобилизация была неотделима от акта открытия враждебных действий, что для нас делало особенно важным своевременный перевод армии на военное положение, которое служило лишь средством обеспечить в некоторой мере собственную территорию от нападения противника» .
Безусловно, Германия и Австро-Венгрия, связанные договором, воспринимались русскими как единое целое, однако ведь имела та же Австрия вариант частичной мобилизации только против Сербии. Такой вариант несколько срывал сосредоточение против России, но далеко не разрушал всю мобилизационную систему, подобно тому как это было у русских. Сосредоточение австрийцев на сербском фронте и нежелание генерала Конрада фон Гетцендорфа изменить графики перевозок, чтобы не нарушить отлаженной системы железнодорожных перевозок, имели следствием запаздывание австрийского сосредоточения в Галиции всего на пять дней.
Русский же Генеральный штаб вовсе не составлял плана частичной мобилизации только против одной Австро-Венгрии. Поэтому военный министр (ген. В.А. Сухомлинов), начальник Генерального штаба (ген. Н.Н. Янушкевич), министр иностранных дел (С.Д. Сазонов) все-таки сумели 17 июля убедить императора в проведении общей мобилизации. То есть те деятели, что с самого начала добивались от Николая II полнокровной работы русской военной машины, в конечном счете оказали на царя сильнейший нажим, дабы Россия не смогла остаться в стороне от назревавшего противостояния. Выше уже было указано, что именно эту информацию о введении с 18 го числа общей мобилизации военные округа получили от Генерального штаба еще два дня тому назад.

Начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич и генерал-квартирмейстер генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов

Очевидно, что «военные партии» всех стран отчетливо сознавали, что ситуация явно выходит из-под контроля. А потому следует упредить противника и встретить войну в наиболее выгодном положении: «В Германии, в России и даже в Австрии все стремления государственных деятелей мирно разрешить конфликт разбивались о противодействие генералов, стоявших за войну и предсказывавших всевозможные ужасы в случае пренебрежения их техническими советами. В Австрии генералы могли даже разделить вместе с Берхтольдом [австрийский премьер-министр] тяжелую ответственность и славу быть инициаторами войны» .
На следующий день Австро-Венгрия начала всеобщую мобилизацию. В России же общая мобилизация была назначена на 18 июля, хотя фактически она уже началась на сутки раньше, так как первые мероприятия частичной мобилизации и мобилизации всеобщей являлись одними и теми же. В этот момент англичане, уже понимая фактическую неизбежность войны, приступили к мобилизации своего флота, сосредоточивая его на главных военно-морских базах и готовясь к призыву резервистов. Британские эскадры во всех морях занимали свои места, согласно давным-давно выработанному расписанию.
Английская мощь являлась неоспоримой, а потому обе противоборствующие стороны ожидали официальных разъяснений со стороны английских властей. Немцы надеялись на британский нейтралитет, рассчитывая расправиться с Францией до того, как Великобритания соизволит открыть военные действия и перебросить на континент свой экспедиционный корпус (все-таки несколько десятков тысяч штыков и сабель, наряду с прикрытием северных морских границ самым могучим в мире флотом, что-нибудь да значат). Французы опасались, что англичане воздержатся от вступления в войну в первые несколько недель, когда должен был реализоваться на практике «План Шлиффена». Правда, эшелоны с войсками Британского Экспедиционного корпуса были готовы к сосредоточению в портах Ла-Манша, дабы быть переброшенными на континент по первому же сигналу.
Но в общем и целом в дни Сараевского кризиса, в период объявления мобилизации европейскими странами, британское руководство выжидало, не заявляя о своей позиции в предстоящей схватке. Невзирая на союзы и обещания, англичане к июлю 1914 года все-таки не связали себя жесткими условиями вступления в европейскую войну на стороне Антанты. В эти дни очень многое зависело от позиции Великобритании.
Кайзер Вильгельм II, превосходно сознавая, что германский флот пока еще не может померяться с англичанами на равных, старался удержать Англию от выступления. Вполне вероятно, что розыгрышем ирландской карты, а также неприязненным отношением британского общественного мнения к царской России, немцы с полной серьезностью рассчитывали, что Великобритания останется в стороне даже в случае нарушения нейтралитета Бельгии (а это последнее было неизбежно для воплощения в жизнь германского оперативно-стратегического планирования – «Плана Шлиффена»).
Кроме того, среди англичан было немало германофилов, а также общественность должна была быть уверена, что Англия вступает в войну во имя «правого дела». Поэтому в позднейшей историографии можно встретить такое мнение, что министр иностранных дел Великобритании сэр Э. Грей вообще не мог высказать отношения британского правительства к вероятной войне до ее начала. Дескать, английское общественное мнение могло поддержать вступление Великобритании в войну только в случае явной агрессии Германии в отношении британских интересов, вроде нарушения нейтралитета Бельгии и беспрепятственного выхода немцев к Ла-Маншу. Следуя этой логике, можно считать доказанным, что в случае движения немцев в Вогезы, а не в Бельгию, Англия вообще не вступила бы в войну.
Вряд ли это так – предлог нашелся бы в любом случае. Да и когда и где дипломатия действовала через так называемое «общественное мнение»? Конечно, в парламентской Великобритании общественность играла немаловажную роль, но ведь не до такой же степени, чтобы руководить внешней политикой страны. Кроме того, дипломатия вообще редко действует посредством громких декларативных и официальных заявлений: достаточно было прозрачным образом намекнуть германскому послу в Лондоне, что Англия ни в коем случае не останется в стороне... И тогда император Вильгельм II, не вполне понимавший сути мирового противостояния и потому отчего-то неправомерно надеявшийся на английский нейтралитет, еще десять раз подумал бы, чтобы начать европейскую войну.

Ниже мы помещаем 2-го часть статьи П. Симанского, появившейся в польском журнале "Bellona" в 1925 г. Мобилизация второочередных дивизий царской армии в 1914 г., о которой пишет на основании личного опыта автор, мало освещена в литературе и представляет интерес для нашего читателя.

В кратком введении, написанном С. Добророльским, читатель найдет оценку всей работе П. Симанского.

Редакция.

К статье П. Симанского "Мобилизация русской армии в 1914 г. и ее недостатки".

Статью П. Симанского следует резко разделить на две части: одну, в которой он пишет о мобилизации старой армии в 1914 г. в общем ее об"еме, и другую, которая относится к мобилизации второочередных частей, под его личным руководством в качестве начальника одной из таковых, именно - начальника 61 пех.. дивизии, формировавшейся в Ннжнем-Новгороде из частей 10 пех. дивизии.

В первой части автор пишет, главным образом, не о том, что ему лично известно о русской мобилизации, как участнику этого события в 1914 г., а о том, как она подготовлялась и как происходила, на основании имеющихся в его распоряжении печатных трудов , в которых, более или менее подробно, описывается процесс нашей мобилизации. Он пользуется преимущественно тремя такими источниками: моей статьей, напечатанной в белградском "Военном Сборнике" за 1921 г. № 1; затем, книгой Д. Геруа - "Полчища" напечатанной в Софии в 1922 г., и книгой Ю. Н. Данилова - "Россия в мировую войну", напечатанной в Берлине в 1924 г. Моя статья представляет сжатый очерк названной мобилизации по моим личным воспоминаниям, как начальника мобилизационного отдела в 1914 г. Я писал этот очерк, не имея под рукой ни документов, ни дневника, ни записок, а исключительно по памяти, спустя семь лет после событий, затертых наслоением последующих событий войны, революции и эмиграции. Уже позже, в бытность в Берлине, и особенно теперь, после возвращения в Москву, мне пришлось убе-

Диться, что мною были допущены некоторые неточности, пропуски и недомолвки, и, конечно, статья в настоящее время не представляет первостепенного исторического значения. Она должна была бы быть переработана и дополнена.

Оба другие печатные труда, из которых Симанский черпает материал, мне хорошо известны, как и сами авторы их. Геруа судит о мобилизации всей старой армии с точки зрения командира гвардейского Волынского полка, каковым он был в тот момент. Его книга "Полчища" очень об"емиста, написана с определенной тенденцией доказать негодность той военной системы, которая господствовала у нас. Геруа выхватывает отдельные факты, примеры, из самых разнообразных источников, из разных явлений государственной жизни и все эти данные валит в одну кучу для подтверждения своих выводов. По моему мнению, труд Геруа не имеет никакого серьезного значения. С фактами он обращается деспотически. О его книге мною была дана подробная рецензия в № 11 журнала "Война и Мир".

Книга Данилова написана гораздо деловитее. Сам автор занимал выдающееся служебное место генерал-квартирмейстера главного управления генерального штаба, а позже штаба верховного главнокомандующего, и у него была полная возможность судить о мобилизации всей армии, так сказать, сверху и оценить степень ее успешности по ее развертыванию на фронте.

Поэтому первая часть статьи Симанского представляет компиляцию наиболее пикантных выдержек из периода мобилизации, преимущественно заимствованных из книги Геруа и подтверждаемых пространными рассуждениями автора о причинах отрицательных сторон мобилизации.

Вторая часть статьи Симанского представляет его собственные воспоминания, как ему пришлось мобилизовать второочередную 61 пехотную дивизию. Эта часть представляет больше интереса. Второочередные дивизии были введены незадолго до войны - реформой Сухомлинова 1910 г. В мирное время при первоочередных частях сформированы были незначительные кадры, которые при мобилизации разворачивались в целые части. Это сделано было по немецкому образцу, но для этого не существовало у нас немецких условий быта и жизни. Конечно, мобилизация второочередных войск должна была пройти с большими из"янами: Симанский подробно повествует о всех служебных горестях, которые ему пришлось испытать при формировании своих полков. В этом отношении его показания интересны как исторический эпизод . Что же касается его обвинений, то нужно было, бы спросить самого автора почему он, в качестве бригадного командира 35 пехотной дивизии в мирное время, не позаботился вы-

Яснить о своем мобилизационном назначении и принять заблаговременно меры по мобилизации той дивизии, которою ему пришлось командовать. Ему, как бывшему офицеру генерального штаба, особенно следовало проявлять служебную инициативу и сознательно лично готовиться к той роли, которая выпадет ему в случае войны. Но именно в старой армии было много начальников, которые далее полкового приказа не заглядывали, а когда настал час грозной расплаты, то начали жаловаться на неподготовленность кругом, только не на самих себя.

С. Добророльский.

Мобилизация русских войск 1914 года и ее недостатки.

П. Симанский.

Второочередные дивизии.

Вечером 26 (13) июля начальник штаба 35 пехотной дивизии (которой в то время я временно командовал) полковник Батранец привез уведомление из штаба Московского военного округа о назначения меня командиром 61-й, т.е. второочередной, дивизии. Так как никто из нас не звал, где должна формироваться эта новая дивизия, потребовался запрос Москвы. Оттуда поступило указание, что 61 дивизия будет формироваться в Нижнем-Новгороде. В 6 часов утра 30(17) июля, уже в Егорьевске, куда в виду надвигающихся событий вернулась из Рязанского лагеря моя бригада, командир 139 пех. Моршанского полка, придя ко мне на квартиру, доложил об об"явлении мобилизации. Одновременно почти я получил телеграмму с аналогичным содержанием и от командира 140 пех. Зарайского полка.

1 августа(19 июля), в субботу, я прибыл в Н.-Новгород и доложил командующему округом о вступлении в должность. В этот же день, в 5 час. вечера, представились мне командиры частей моей дивизии, и затем я приступил к непосредственному руководству организационными работами.

Прежде всего выяснилось, что я предоставлен самому себе. Когда, считаясь о тем, что моя дивизия формируется из 10-й пех. дивизии, входящей в состав V корпуса, мною была послана командиру последнего (ген. Литвинову) телеграмма с рапортом о вступлении в должность, а затем какой-то срочный запрос по существу, -

Я получил краткий ответ, что 61 пех. дивизия в состав корпуса не входит. Очень странным было отсутствие старшего, а следовательно более опытного руководителя в такой новой для всех работе, какой являлось формирование второочередных дивизий.

Следовало иметь в виду, что не все командиры внеочередных дивизий, только-что получившие назначение, вдобавок в столь необычной обстановке, могли быть достаточно опытными. Второе, очень странное явление, с которым я сразу столкнулся, состояло в том, что 2 бригада моей дивизии формировалась в Моршанске и Козлове, куда из Нижнего можно было добраться лишь через Москву, теряя столько времени, что это могло вредно отразиться на мобилизации всей дивизии. Вследствие этого пришлось совсем отказаться от непосредственного наблюдения за работой 2 бригады, и в результате такого положения вещей 244 пех. Красноставский полк я впервые увидел только 28 (15) августа в 10 часов утра, в деревне Лиски, когда полк выступал с ночлега на Томашов и два с половиной часа спустя ввязался в бой с австрийцами, а 243 пех. Холмский полк - в этот же день в 5 час. вечера, когда два батальона полка медленно двигались, являясь резервом своих дерущихся сотоварищей.

Ни я не знал своих подчиненных, ни они меня. И поэтому дислокацию мирного времени скрытых кадров полков 61 дивизии следует признать очень нецелесообразной; думаю, что при более вдумчивом подходе к этому вопросу, можно было бы во время перемещения 10 пех. дивизии из района Лодзи в Московский военный округ расположить полки более удобно с точки зрения мобилизации.

Второочередные дивизии появились у нас взамен запасных частей, которые в мирное время состояли из пятиротного состава запасных батальонов и двубатальонных (8 рот) запасных полков, при чем как полк, так и батальон, каждый в отдельности, при мобилизации формировал два полка - первой и второй очереди. Эта чисто русская система, за которой с большим вниманием наблюдали иностранцы, думая, кажется, применить ее у себя, в начале XX века была заменена новой, принятой нами от тех же иностранцев, заключавшейся в создании первоочередных полков - скрытых кадров, из которых при мобилизации формировались полки второй очереди. В виду того, что 61 пех. дивизия создавалась из 10 пех. дивизии, -- первый полк моей дивизии, 241 Седлецкий, получал кадры из 37 Екатеринбургского, 242 Луковский - из 38 Тобольского. 243 Холмский - из 39 Томского и 244 Красноотавский - из 40 Колыванского полка, а 61 артиллерийская бригада - из 10 артиллерийской бригады.

Кадры полков второй очереди, особенно в сравнении с кадрами прежних запасных частей, были слабее, но численная слабость могла быть компенсирована их качеством. К сожалению, в этом именно отношении, нами были допущены вопиющие нарушения. Переняв от Германии ее систему скрытых кадров, мы не переняли одновременно их отношения к каждому вопросу вообще, а к вопросу будущих второочередных частей в особенности. "Систематический немец, - пишет А., Незнамов, - добросовестно выполнял все требования, выдвинутые этой системой; немецкий полк-отец отдавал полку-сыну и хорошую материальную часть и хороший личный состав. К тому же немецкий запасный не скоро терял свою ценность солдата. У нас делалось все это исключительно на бумаге, вследствие чего полки-дети (не по их вине) были и плохо снабжены и (в большинстве случаев), чтобы "избавиться", в их кадры направлялся наихудший личный состав. Соответствующие правила и инструкции точно определяли, кто из офицеров переходит из "линейных" (первоочередных) полков во второочередные. Мобилизационные проверочные комиссии должны были, по долгу своей службы, проверять заполнение должностей, но, повидимому, проверяли это не всегда.

Командиры первоочередных дивизий, по крайней мере командир 10 пех. дивизии ген. Лопушанский, наверное, не интересовались этим делом и если даже и знали о нарушениях, то в своих личных служебных интересах делали вид, что ничего не знают и ни о чем не догадываются. В результате 38 пех. Тобольский полк выделил в мои кадры наихудших офицеров, не считаясь с существующими на этот счет определенными инструкциями, и передал в Луковский полк офицеров, в большинстве больных или со слабым здоровьем, малоопытных и малознающих. Я сразу обратил на это внимание - не только потому, что мне открыли глаза главные руководители мобилизации, но и вследствие того, что многие из офицеров Тобольского полка находились в это время на излечении в отдаленных санаториях. Даже на серьезную и ответственную должность ад"ютанта штаба дивизии Тобольским полком был назначен штабс-капитан Визгалин, человек с параличом ноги, нерешительный, не понимающий. своих обязанностей и даже, как потом выяснилось, не обладающий сознанием своих непосредственных служебных обязанностей. В первый же переход им был растерян весь свой обоз, и этот случай он об"яснял необходимостью наблюдения только за денежным ящиком.

Познакомившись с таким состоянием дел, я немедленно обратился к ген. Лопушанскому и, согласно указаний командира Луковского полка, перечислил ему всех тех, которые, согласно инструк-

Ции, должны были находиться в этом полку. Лопушанский передал это командиру бригады ген. Буткову, но, кроме незначительных и несущественных передвижений, более серьезных перемен сделано не было. Командир Тобольского полка полк. Эйгель упорно защищался, не желая отдать мне лучших офицеров, уговорил - так, по крайней мере, казалось - ген. Лопушааского (что не составляло особого труда) и, пользуясь тем, что во главе Луковского полка находился Тобольского полка кап. Постников, начал на него нажимать и придираться. Согласно инструкции, например, из первоочередных полков во второочередные, должны были перейти все оружейные мастера. Это было, безусловно, целесообразно, ибо вопрос починки и сохранения оружия во второочередных частях не мог быть до сих пор поставлен на должную высоту и нужны были опытные оружейники для организации соответствующих мастерских; 61 дивизии они были особенно необходимы, чтобы привести винтовки в вид, пригодный для пользования ими, так как выяснилось, что, несмотря на прежние распоряжения и явную необходимость, командир 10 пех. дивизии не позаботился в нужное время о приспособлении винтовок к остроконечным патронам. Однако, мастеров не передали, и лишь после долгих и упорных переговоров удалось мне отстоять мое право на получение опытных и квалифицированных людей. Ошибки, сделанные командиром 10 пех. дивизии и командиром Тобольского полка в период мобилизации в отношении заполнения офицерских должностей, не могли не оказать влияния на боевые качества Луковского полка, по крайней мере в течение первых месяцев войны. В этот период Луковский полк во всех отношениях был худшим полком моей дивизии.

В гораздо худшем положении находился более серьезный вопрос, - назначения командиров полков. Все это были люди, делавшие в мирное время карьеру в полках, чего достигали не знаниями и тактической грамотностью, а умелым приспособлением к требованиям командования в области хозяйственной деятельности. Одним словом, я получил не командиров полков в полном значении этого слова, способных к руководству боем, а хозяйственных руководителей, качеств которых, как таковых, я даже не был в состоянии оценить, ибо обстановка требовала безусловного участия в боях, а не забот об экономии на керосине или на солдатском обмундировании. Больше веего я был удивлен тем, что командиры эти, не умеющие совсем отдать правильных распоряжений в поле, вопреки ожиданиям, оказались невежественными даже в области строя, что, казалось бы, должно было быть хорошо им известно.

Ген. А. Орлова, из 25 пех. дивизии, назначенного ко мне командиром бригады, я встретил первый раз 24 (11) августа при высадке

Во Владимире-Волынском, когда он появился в моем вагоне. Первое впечатление о нем было наилучшее, но, когда 28(15) августа, во время начавшегося со стороны Белжца наступления австрийцев, я застал ген. Орлова неспособным разобраться в куче донесений 7 кав. дивизии и понять совершающееся вокруг, а затем 23 (10) сентября, когда, получивши задание на определенной полосе нашего наступления, он начал по телефону запрашивать указаний в каком порядке ему выступать и не в походном ли, - мне стало понятно, что и он, с точки зрения тактики, представляет такой же баласт, как и командиры полков.

Как все эти люди, ген. Орлов, понимая свои недостатки в поле старался компенсировать их мужеством и личным примером и в этом отношении находился вне упреков.

Казалось бы, что на высшие должности в молодых, неспаянных и необученных второочередных частях должны подбираться люди с особой тщательностью. Как просто разрешался бы этот большой для общих успехов вопрос, если бы, например, командир той первоочередной дивизии, из которой выделялись кадры во второочередную, принимал командование над последней, беря с собой сработанный и опытный штаб. Ведь даже рассуждая теоретически командиры эти должны бы иметь больше опыта и лучше знать свои второочередные части, чем новые командиры, назначенные на эти должности не из соображений по существу, а исключительно по спискам в порядке очереди. Можно быть уверенным, что при подобной постановке дела на вопросы формирования второочередных дивизий было бы обращено больше внимания и указанных выше ошибок при заполнении должностей не потребовалось бы теперь напоминать и подчеркивать. Та постановка дела, какая была в действительности, была бы понятна, если бы второочередные дивизии предназначались для второстепенных действий и задач - охраны железных дорог, защиты крепостей и т. п. Однако, всему высшему командованию было известно, что, согласно оперативных планов, дивизии эти расценивались наравне с первоочередными и что они должны принять участие уже в начале полевых действий. К чему это привело? "Большинство наших неуспехов, - пишет Н. Головин, - об"ясняется отсутствием в этих дивизиях упорства в бою; прорывался общий фронт, оголялись фланги первоочередных дивизий - и все это ложилось тяжелым бременем на наши оперативные предположения" .

"Второочередные части, - пишет ген. Данилов, - выступили на фронт на половину сырыми, и нельзя их было считать боеспособными. Несмотря на это, в процессе войны, в тех частях, в которых нашлись отвечающие требованиям командиры, умеющие добиться авторитета

И установить внутреннюю спайку, была создана такая моральная сила, которая выравняла материальные недостатки" . Что же мешало высшим руководителям сделать выбор "соответствующих командиров" до начала первых действий, а не предоставлять это дело течению времени и случаю. Почему нельзя было назначить командирами второочередных частей лучших полковников нашей блестящей гвардии и генерального штаба? Только потому, что по пути стоял карьеризм, мешала боязнь работы и стремление к собиранию легких лавров, которые добыть было так нетрудно, если находиться во главе не второочередных дивизий, а, например, 4 стрелковой бригады.

Выше я упомянул, что кадр второочередных дивизий был очень слаб. Во всех полках, например, среди командиров батальонов был назначен только один штаб-офицер. В результате, когда в 241 Седлецком полку в начале октября потребовалось удаление неспособного ни к какой работе командира полка, - полк некому было принять. 28 (15) августа, в первом бою с австрийцами у дер. Василев выбыло из строя 23 кадровых офицера Красноставского полка, и в командование не только рот, но батальонов пришлось вступать прапорщикам. В том же бою 28 (15) и 29 (16) августа Луковский полк потерял тоже значительную часть своих кадров, а в начале октября 1914 г., в боях на Висле у Козениц - единственного штаб-офицера. Словом, командир 61 пех. дивизии не успел оглянуться, как ураганом боев был унесен весь почти офицерский кадровый состав, оставив командира дивизии с "зеленой" молодежью. Каждый кадровый офицер расценивался на вес золота. Когда кто-нибудь из кадровых офицеров возвращался в часть после ранения, это было праздником и для командира полка и для командира дивизии. А ведь это был период первых боев, дающих наиболее сильные впечатления и оставляющих след на всей последующей боевой работе частей, кроме того - период боев маневренных , когда нужен был не просто человек о офицерскими отличиями, а с известным тактическим и боевым опытом.

В виду слабости кадра, особое значение приобретало качество ратников, их возраст, большая или меньшая степень воинского обучения и воспитания. Здесь второочередные дивизии оказались в незавидных условиях. Вот что пишет об этом ген. Данилов: "Выяснилось, что люди, являющиеся на пополнение второочередных дивизий, более старших возрастов, оказались, вследствие невнимательного

Отношения к повторным сборам мирного времени, совершенно лишенными военных знаний и совсем отвыкшими от дисциплины. Попадались среди них такие, которые действительную службу мирного времени проходили не в том роде войск, в который попали при мобилизации. Много, например, крепостных артиллеристов попало в пехоту" .

Вот что значится в моем дневнике от 3 августа: "Вид призываемых только терпимый. Много стариков. Обещание направлять к нам исключительно молодых, задерживая стариков в запасных батальонах повидимому, не выполняется. Что, впрочем, хорошего могут сделать наши воинские начальники, эти предназначенные к сдаче в архив капитаны и старые штаб-офицеры".

Нагруженные семьями, полные заботы о них, податливые к болезням, а зачастую уже хронически больные, далекие от сознания обязанности защиты отечества и преисполненные странными понятиями, что защищать следует лишь свою Пермскую или Тамбовскую губернию, к которой противник все равно не дойдет, ратники эти были плохими солдатами и это отлично сознавали сами.

"Какие из нас сражатели" -- слышно было в рядах Красноставского полка. - "Не приведи господь, только знамена умели терять"- раздавался голос, имея в виду бои Луковского полка, во время которых полковое знамя при отходе последних рот попало в руки австрийской кавалерии.

Но эти "старики", без сомнения, обладали большой практической сметкой. Даже во время самых длинных переходов, назначенных дивизии, они всегда умели добираться засветло до места назначения, понимая прекрасно, что устроить ночлег на новом месте удобнее при дневном освещении, нежели ночью. Иногда же эти части заставляли меня становиться в тупик. Например, 30 (17) августа 1914 г., под Старым селом (вблизи Тышовце), когда я приказал развернуться всему Седлецкому полку, последний выполнил это почти превосходно, а 17 (4) сентября, наступая на австрийские позиции под Краковом, полк двигался на дер. Маршевице так гладко и в таком отличном порядке, какого мне не приходилось наблюдать даже в мирное время, - а здесь наступление происходило под ружейным и артиллерийским огнем неприятеля.

Прежде всего надлежало в кратчайший срок ввести полный внутренний распорядок в только что мобилизованных частях. Дело это оказалось легким в частях, собранных вместе, расположенных в палатках (например, в Луковском полку). Но в Седлецком полку,

Разбросанном по городу, в ряде казарменных помещений, работа в этом направлении едва началась.

На быстроту введения правил внутреннего распорядка, а также на успехи обучения и возможность установления спайки частей повлияло и отсутствие многих кадровых офицеров. Часть из них находилась на излечении и вернулась с. большим опозданием, некоторых же - что было преступлением - первоочередные полки командировали на длинные периоды времени для выполнения разного рода мобилизационных дел, а это привело к их полнейшей потере для работ по формированию второочередных дивизий.

Оказалось, что винтовки не были приспособлены к остроконечным патронам. Времени для этого имелось больше, чем достаточно, ибо дивизия должна была выступить не раньше 18 (5) августа, но у нас не было соответствующих приборов и потребовалось обращение за ними в окружное артиллерийское управление. Последнее указало на один из губернских городов, но и посланному туда офицеру ничего не удалось получить. Вновь обращение в Москву, вновь указание нового места - и прежние результаты. Третье обращение в окружное артиллерийское управление, - и опять все снова, как и прежде. В конце концов дивизия: выступила с неприспособленными винтовками, и только в пути, почти, в пункте выгрузки, около Владимира-Волынского нас догнала часть приборов. Несмотря на напряженную работу во время дневок и даже на двух ночлегах, большинство винтовок так и не удалось приспособить за недостатком приборов и дивизия могла лишь пользоваться старыми патронами. В виду того, что оружейные парки не выступили вместе с дивизией, запасы патронов оказались очень ограниченные, ибо у нас находилось только количество, возимое в обозах полков. Это привело к тому, что когда в первом бою 28 (15) августа, под Василевым в Галиции, около 10 час. вечера русскими был сделан последний выстрел, винтовки из огнестрельного превратились в холодное оружие, - и о дальнейшем сопротивлении численному превосходству австрийцев не приходилось думать. Поздно вечером я прибыл в штаб соседней 35 пех. дивизии, где согласно распоряжения я должен был встретить комкора XVII. Случайно я встретился с находившимся в штабе ген. Ремезовым, бывшим командиром 10 пех. дивизии.

Почему вы думаете о вынужденном отходе? - спросил он, прислушиваясь к мoeму разговору с начальником штаба 35 дивизии.

Потому, что нет патронов, - ответил я.

Но ведь мы вам можем дать их, сколько пожелаете,

Да, но мои винтовки к ним не приспособлены.

Как же так? - удивился ген. Ремезов.

По вашей вине, - был мой ответ: по вине 10 пех. дивизии. Только благодаря брошенному на соседних участках оружию, энергичной работе моих оружейников и нескольким спокойным дням, уде-

Ленным судьбой моей дивизии, удалось относительно быстро ликвидировать этот вопрос, и, когда в конце сентября (по новому стилю) прибыли оружейные парки 61 дивизии, можно было сдать старые патроны и запастись новыми.

Походных кухонь 61 див. не получила. С большим трудом, главным образом благодаря помощи командира XVII корпуса, удалось мне отобрать сверхштатные кухни других частей, получить захваченные у австрийцев и лишь тогда иметь возможность придавать кухни частям, действующим по заданиям вне дивизии, несущим службу охранения или выполняющим работу, не позволяющую приготовить пищу в свое время. Штатное количество кухонь дивизия получила только в конце февраля или начале марта 1915 г. Задержка в получении произошла, между прочим, и потому, что кухни были направлены в Галицию в то время, как дивизия находилась на средней Висле, а затем были повернуты к Висле, когда меня направили опять в Галицию.

При мобилизации 61 артиллерийская бригада встретилась с одним препятствием: у нее два раза был отобран комплект упряжи, необходимый для боевой части. Каким образом могло случиться, что боевую часть лишили упряжи и почему требовали этого два раза - я об"яснить не умею. Если вопрос заключается в численности и в качестве личного состава офицеров и рядовых, то 61 артиллерийская бригада с начала войны и до революции отличалась наибольшей сплоченностью и образцовым порядком из всех частей дивизии. "У вас грамотная артиллерия" - выразился как-то ген. Вебель, подчеркивая этим, что артиллерия находится на высоте поставленных ей современных требований. Бригадными лошадьми восхищались все, кому приходилось наблюдать артиллерию на стоянке или в движении. Худших, слабых лошадей имела 6 батарея. Недостаток этот остро выявился при отходе из-под Кракова 14 (1) декабря, когда батарея не была оставлена только благодаря товарищеским отношениям ее с солдатами Холмского полка, которые помогли орудиям преодолеть тяжелую дорогу. Говоря об артиллерии второочередных дивизий ген. Данилов пишет, что "орудия" далеко не все новых образцов, частью сработанные, имеющие несовершенные приборы для стрельбы. Таких недостатков в 61 артиллерийской бригаде не имелось, и в октябре 1914 г., после первых галицийских боев, для пяти батарей (кроме 2-й) бригада получила совсем новые орудия с хорошими новыми приборами. В начале октября эти батареи с новой материальной частью присоединились к дивизии на Висле, у дер. Павловце.

Совершенно неподготовленными оказались парки бригады. Были люди и лошади, но недоставало повозок, седел, походных кухонь, комплектов упряжи и другого имущества. Подобное состояние привело к тому, что парки бригады не смогли выступить совместно с дивизией, перевозка которой по железной дороге началась 18 (5) августа, и прибыли на театр военных действий около 12 сентября (30 августа) и в скверном состоянии. Люди сидели на попонах; упряжь --частью совсем негодная, частью из веревок; повозки - типа употребляемых в Нижегородской губернии, длинные, неповоротливые, на таких колесах, которые завязали даже в небольшой грязи. Парки двинулись вслед дивизии в Зап. Галицию, а затем к Ивангороду, когда 5 армия, в состав которой входила 61 пех. дивизия, спешно выступила на защиту Варшавы от Гинденбурга. Каким образом парки бригады со своими повозками и всей тяжестью ухитрились пробраться через громадные болота правого берега Сана, притом после нескольких дней проливных дождей, - составляет секрет энергичного, деятельного и преданного всей душок своему делу командира парковой бригады подполк. Филимонова. Этого мало. В ноябре, в результате моих шутливых требований, - ибо я отдавал себе отчет, что они почти невыполнимы, - подполк. Филимонов своими стараниями снабдил парковую бригаду всем необходимым и заменил имеющиеся повозки более удобными. В январе 1915 г. парки получили казенный обоз и недостающее имущество. С этого момента до самой революции парковая бригада находилась в образцовом порядке.

Остается в нескольких словах рассказать про штаб дивизии. Состав штаба был, конечно, совершенно случайным. Это было бы не страшно, если бы начальником штаба был человек опытный, с твердым характером и преданный своей работе. К сожалению, было иначе, и в январе 1915 г. я с удовольствием расстался с полковником Златолинским. Прислан он был ко мне из Академии генерального штаба, где исполнял обязанности заведующего обучающимися офицерами и вел тактические занятия в одной из групп. Однако, как это ему удавалось, - мне неизвестно, ибо, за время пребывания своего начальником штаба моей дивизии, он не был в состоянии составить ни одного оперативного приказа. Впоследствии я очень жалел о предоставленной ему свободе действий в первый период мобилизации.

Личный состав офицеров штаба дивизии был таким, что при первом боевом затишьи, когда представилась возможность уделить внимание вопросам администрации, я вынужден был уволить всех почти людей, набранных полковником Златолинским. Достаточно сказать, что в штабе в течение четырех месяцев не велась отчетность.

Слабый кадр, большое количество тактически неграмотных офицеров, почти исключительно прапорщиков запаса, "хозяйственные"

Офицеры с их типичными свойствами - вместо людей опытных л умеющих разбираться в любой обстановке - во главе полков; неподобранный штаб с никуда негодным начальником в качестве руководителя; старики запасные, не обладающие упорством в бою, склонные к панике, оглядывающиеся постоянно назад на брошенные семьи; разнообразные материальные недостатки; недоверчивое отношение со стороны властей и соседей ко второочередным дивизиям, в соединении с невысказанными отчетливо требованиями сверху, чтобы дивизии эти не уступали первоочередным, ибо выдвинули их наравне с последними в первую линию фронта, - вот те условия, в обстановке которых после мобилизации требовалось уже 28 (15) августа вести дивизию в бой с обученным противником, хорошо организованным и отлично снабженным техникой, вести сейчас же после выгрузки из вагонов, только на поле боя узнавая своего главного помощника, командира бригады, и два бригадных полка, вести в обстановке так странно организованного штабом XVII корпуса маневра, что дивизия, прикрытая утром двумя дивизиями (первоочередными) пехоты и дивизией кавалерии, к середине дня очутились уже не в третьей, а в первой боевой линии, будучи атакована превосходными силами тирольского корпуса с флангов и тыла.

Много труда потребовалось, чтобы спустя два месяца после первого, конечно не особенно успешного, боя получить в октябре благодарность за бои на Висле, а в ноябре благодарность за бои под Краковом, и чтобы в декабре, дивизия, как крепкая боевая единица, оказалась направленной в знаменитую 3 армию ген. Радко-Дмитриева.