Золото эмира бухарского история разное. Грустная история последнего эмира Бухары Куда пропала золото бухарской эмиратов

Удивительный документ обнаружили ученые — профессор исторических наук Н. Назаршоев и доцент исторических наук А. Гафуров — во время работы в Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший архив ЦК КПСС). Опись, отпечатанная на пишущей машинке, объемом 48 листов, перечисляла материальные ценности бухарского эмира.
Херсонский музей отказался продать уникальную саблю, даже за 100 тысяч долларов.Саблю дамасской стали с эфесом и ножнами из серебра, украшенными искуснейшей гравировкой кубачинских ювелиров, изготовили еще в девятнадцатом веке лично для эмира Бухары Сеид-хана.

Удивительный документ обнаружили ученые — профессор исторических наук Н. Назаршоев и доцент исторических наук А. Гафуров — во время работы в Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший архив ЦК КПСС). Опись, отпечатанная на пишущей машинке, объемом 48 листов, перечисляла материальные ценности бухарского эмира.

Эмир Бухары Мир-Сеид-Абдул-Ахад в окружении русских офицеров

Бухарский эмир и его свита в Москве в 1896 г. Фотография ГИМ.

Практически ежегодно в СМИ и в Интернете появляются статьи писателей, публицистов, ученых и просто любителей истории, в которых они высказывают гипотезы и предположения о местонахождении золота династии Мангытов. Эта тема является актуальной с момента свержения последнего бухарского эмира Саида Мира Алимхана. Причем, авторы статей стараются, как правило, приписать эмиру как можно больше богатства. Но все, как правило, пишут, что он до своего бегства из Бухары заблаговременно вывез 10 тонн золота на сумму 150 миллионов по тем временам российских рублей, что на сегодняшний день эквивалентно 70 миллионам долларов США.

Все это сокровище, как утверждается, было спрятано где-то в пещерах Гиссарского хребта. При этом по одной из версий, Саид Алимхан избавился от лишних свидетелей по классическому сценарию: погонщики, которые знали о ценном грузе, были уничтожены доверенным лицом эмира дервишем Давроном и его подручными. Затем последних лишил жизни личный телохранитель эмира Карапуш с гвардейцами, а вскоре сам Карапуш, доложивший эмиру об успешном завершении операции и посвятивший светлейшего в тайны захоронения клада, той же ночью в опочивальне дворца был удавлен личным палачом эмира. Исчезли и гвардейцы — их также умертвили.

В 20-30гг. группы вооруженных всадников, насчитывавшие десятки, а то и сотни человек, проникали на территорию Таджикистана с целью поиска клада. Однако все эти вылазки оказались тщетны. Поиски сокровища нелегально продолжились и в последующие годы. Но клад так и не был обнаружен.

Так существовал все-таки клад, замурованный в Гиссарском хребте? Задавшись таким вопросом, авторы данной статьи решили провести собственное расследование. И начали мы с поиска архивных документов, которые могли бы приоткрыть завесу тайны.

В процессе своей работы в Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший архив ЦК КПСС) мы обнаружили любопытный документ. Отпечатанный на пишущей машинке, объемом 48 листов, в нем были описаны материальные ценности бухарского эмира.

Итак…

22 декабря 1920 года, т.е. почти через четыре месяца, после того как был свергнут эмир, члены Государственной комиссии по учету ценностей Бухарской Народной Советской Республики (БНСР) Хайрулла Мухитдинов и Хол-Ходжа Сулейманходжаев доставили на поезде в Ташкент и сдали на хранение в Народный комиссариат финансов Туркестанской АССР ценности, принадлежавшие бухарскому эмиру.

После сдачи ценного груза Государственная комиссия составила соответствующий Акт в двух экземплярах, один из которых передали в Комиссариат финансов Туркестанской республики, а второй — в Назират финансов БНСР.

Ценности, которые были указаны в Акте, имели 1193 порядковых номера (№743 повторяется дважды), упакованы в сундуки и мешки. При вскрытии, они оказались забитыми драгоценными камнями, деньгами, золотом, серебром, медью, одеждой. Из всего этого сокровища мы перечислим только то, что, на наш взгляд, представляет несомненный интерес.

Рис.3. 1 - орден Благородной Бухары, золотой; 2 - такой же орден низшей степени, серебряный (ГИМ); 3 - золотой знак того же ордена (?); 4-5 - орден Короны государства Бухары; 6-8 - медали За усердие и заслуги (6 - золотая; 7-8 - серебряная и бронзовая, из собрания ГИМ).

Драгоценные камни были представлены алмазами, бриллиантами, жемчугом, кораллом. Из них: 53 крупных алмаза (вес не указан), 39 бриллиантов крупного размера (138 каратов), более 400 бриллиантов среднего размера (450 каратов), 500 бриллиантов меньше среднего размера (410 каратов), мелкие бриллианты (43 карата). Итого драгоценных камней: 1041 карат, без учета 53 крупных алмазов.

Большинство драгоценных камней инкрустированы в золотые изделия: 1 султан с алмазами и жемчугом, 4 короны, 3 пары серег, 8 брошей, 26 колец, 26 дамских часов, 37 орденов, 11 браслетов, 53 портсигара, 14 поясов с бляхами, 7 звезд (с 5 крупными и средними бриллиантами и 30 мелкими), 43 женских зеркала, орден Белого Орла с 13 бриллиантами, нагрудный портрет Сада Алимхана с 10 крупными и 20.мелкими бриллиантами, бляха с 59 бриллиантами, орден Святого Апостола Андрея Первозванного с 20 бриллиантами, 2 ордена Владимира I степени с 20 бриллиантами и к ним две прицепки с 10 бриллиантами, 5 орденов Станислава I степени с 13 бриллиантами, орден Александра Невского с алмазами, Крест Датский с 14 бриллиантами, Орел Сербский с 5 алмазами, знак «За 25-летнюю службу» с 6 бриллиантами, 3 серебряные персидские звезды с алмазами, 18 серебряных шашек с камнями и эмалью, серебряная пряжка с 21 бриллиантом.

Кроме того, имелись украшения из коралловых бус общим весом 12 фунтов (1 ф. = 0,409кг), жемчужные бусы, обрамленные в золото — 35 ф.

Золото представлено в виде различных украшений — 14 пудов (1п. = 16кг), россыпи — 10 пудов и 4 ф. лома общим весом 4п. и 2 ф., 262 слитка — 12п. и 15ф., российских монет разных достоинств на общую сумму 247600 рублей, бухарских монет на общую сумму 10036 рублей, иностранных монет (1 ф.). В целом, масса золота в украшениях, россыпи, ломе, слитках, монетах, орденах составила 688, 424кг.

Серебро представлено в виде различных предметов и кухонной посуды: вазы, шкатулки, братины, самовары, подносы, ведерки, кувшины, чайники, подстаканники, бокалы, тарелки, кофейники, графины, столовые, десертные и чайные ложки, вилки, ножи. А также музыкальный ящик, различные женские украшения с камнями (не указано, с какими: драгоценными или нет), настольные календари, подзорная труба, бухарские ордена и медали, блюдца, статуэтки, подсвечники, котелки, браслеты, бляхи, портсигары, полоскательницы, часы напольные, часы столовые, доска шахматная с фигурами, супницы, молочники, рюмки, чарки, альбомы, кружки, сахарницы, головные женские уборы, кольца с камнями, ножны, ожерелья, большинство из которых были покрыты эмалью разных цветов, сбруи конские с бляхами.

Но больше всего серебра было представлено в виде слитков и монет в 632 сундуках и 2364 мешках общим весом 6417 п. и 8 ф., что соответствует около 102, 7 тонны.

В 26 сундуках были упакованы бумажные деньги: российские Николаевские на общую сумму 2010 111 рублей, российские Керенские — 923 450 рублей, бухарские — 4 579 980 тилля.

В 180 больших сундуках находилась мануфактура: 63 халата на меху, 46 суконных халатов, 105 — шелковых, 92 — бархатных, 300 — парчовых, 568 — бумажных, 14 различных меховых шкур, 1 пальто с воротником, 10 ковров, 8 кошм, 13 паласов, 47 суконных отрезов, 2897 шелковых отрезов, 52 бархатных отреза, 74 парчовых отреза, 78 шерстяных отрезов, 1156 отрезов из бумажного материала, 415 чалм, 596 разных одеял, 278 шаровар, 1004 рубашки, 436 скатертей, 1228 платков, 746 тюбетеек, 660 пар обуви.

В 8 сундуках были упакованы медные деньги и столовая посуда, общим весом 33 п. и 12 ф.

К Акту имеется приложение, согласно которому все золотые изделия и драгоценные камни прошли экспертную оценку для определения их качества и веса. Оценку давал ювелир Данильсон. Однако, что интересно, вес драгоценных камней, золота и серебра, определенных Данильсоном, является заниженным по сравнению с тем, который приводится в самом Акте.

Мы тоже провели свои подсчеты. По нашим данным, согласно Акту и по курсу сегодняшнего дня, цена эмирского золота (1 тройская унция, или 31,1 грамма = $ 832), если его перевести полностью в лом (688, 424кг), составляет более 18 млн. долларов США. За все серебро, если его тоже перевести в лом (102, 7 тонны), на мировых рынках могли бы сегодня дать свыше 51 млн. долларов (1грамм = $2). За 1041 карат бриллиантов на торговых аукционах «Сотбис» или «Кристи» можно выручить около 34 млн. долларов (1 карат = $32,5 тыс.).

В целом стоимость только этой части казны драгоценностей Мангитов в сумме составляет около 103 млн. долларов, что как минимум на треть перекрывает расчеты поисковиков эмирского клада.

Однако мы бессильны оценить стоимость 53 крупных алмазов (вес не указан), коралловых и жемчужных бус общим весом более 19,2кг.

Что касается алмазов — это самый твердый, красивый и дорогой камень из всех драгоценных камней. В четверке «высших» камней (алмаз, сапфир, изумруд, рубин) он стоит на первом месте. Алмазы всегда ценились безумно высоко не только за красоту и редкость, но и за мистические свойства, которыми они якобы обладали. Самые дорогие алмазы имеют показатели 1/1, то есть, нет цвета, нет дефектов. Из древности пошло название для таких камней «бриллианты чистой воды», т.к. чтобы отличить натуральный кристалл от подделки, его бросали в чистую воду, и он терялся в ней. Следовательно, на наш взгляд, только алмазы бухарского эмира по своей ценности могли бы превосходить все остальные ценности казны.

А можно ли вообще оценить золотые украшения с драгоценными камнями, ведь они все имеют большую художественную ценность. Чего стоит российский орден Святого Апостола Андрея Первозванного. В 2006 году на аукционе «Сотбис» за этот орден давали 428 тысяч долларов. Или единственный в своем роде нагрудный портрет Саида Алимхана, обрамленный 10 крупными и 20 мелкими бриллиантами.

И вот весь этот ценный груз из Бухары был доставлен в Ташкент. И он, вне всякого сомнения, являлся частью казны Саида Алимхана. Однако эти данные не дают ответа на вопрос: это полное состояние эмира или же только его часть? Дело в том, что вся казна Бухарского эмирата состояла, по разным оценкам, из 30-35 миллионов тилля, что соответствовало примерно 90-105 миллионам российских рублей. А 10 тонн золота любители приключений оценивают по курсу 1920 года в 150 миллионов российских рублей. Выходит, что состояние эмира они переоценили в 1,5 раза. Почему такое несоответствие?

Постараемся разобраться в этом вопросе. Возвращаясь к началу нашего повествования, мы знаем, что, как утверждают некоторые авторы, эмир вывез и спрятал в горах всю свою казну — 10 тонн золота. Мог ли он это сделать, привлекая для этой операции пару десятков людей. Думается, что нет. Во-первых, чтобы вывезти такой груз надо не менее сотни лошадей, не считая кавалеристов-охранников. А это уже целый караван. Незамеченным он не смог бы пройти и небольшое расстояние, не говоря уже о том, что груз был спрятан в отрогах Гиссарских гор.

Во-вторых, вернувшись в Бухару, эмир, уничтожив всех свидетелей, почему-то не рассказал своим близким о том, где спрятано сокровище. А ведь он должен был это сделать на случай свержения или того хуже — убийства. Ведь сыновья должны были сменить его на престоле, и государева казна им была необходима. Эмир не мог этого не понимать.

В-третьих, сбежав в Гиссар после свержения, эмир начал рекрутировать в армию местное население. Но чтобы полностью всех вооружить, у него не хватало средств. Для этого он обложил дополнительными поборами жителей Восточной Бухары, однако сумел вооружить только третью часть своего нового войска.

В-четвертых, Алимхана не оставляла надежда на помощь из-за рубежа. Так, в письме к королю Великобритании 12 октября 1920 года он писал, что надеется на поддержку Его Величества и ждет помощи от него в сумме 100 тысяч фунтов стерлингов, 20 тысяч ружей с боеприпасами, 30 орудий со снарядами, 10 аэропланов и 2 тысячи солдат англо-индийской армии. Однако Англия, не желавшая идти на прямое обострение с большевиками, опасаясь, что они могут продолжить свое наступление и установить советскую власть в Афганистане, не стала оказывать помощи эмиру.

В-пятых, Саид Алимхан не пытался, как некоторые представляют, переправить свой, якобы, спрятанный золотой запас в Гиссарских горах в Афганистан, т.к. он не доверял ни одному из своих курбаши, даже Энвер-паше и Ибрагимбеку. Кроме того, если бы даже эмир и поручил им эту миссию, она была обречена на провал, поскольку такой караван нельзя было незаметно провести по советской территории, к тому же переправить через Пяндж. Для этого надо было подготовить широкомасштабную войсковую операцию. Но для ее реализации, как показала история, у эмира не было ни сил, ни средств.

В-шестых, если бы у эмира все же и были спрятаны сокровища, то он мог в 20-30-е годы попытаться их вывезти с помощью зарубежных стран и международных организаций. Но и в этом случае он не предпринял ни одной попытки. Известны несколько перехваченных писем Саида Алимхана, адресованных зарубежным политическим деятелям, но ни в одном из них он не упоминает о наличии золотого схрона.

В-седьмых, отсутствие наличных средств не позволяло бухарскому эмиру оказывать материальную помощь своим курбаши. Так, после задержания на территории Таджикистана верховного курбаши Ибрагимбека, он на допросе 5 июля 1931 года в Ташкенте с нескрываемым возмущением признался, что в декабре 1930 года он писал эмиру Алимхану: «Семь лет (имеется в виду период 1920-1926 гг. — авт.) по твоему приказу я воевал против советской власти своими средствами и силами, постоянно получая всякого рода обещания о помощи, но так и не дождался их выполнения».

Таким образом, все вышеизложенное приводит к мысли, что золота эмира массой в 10 тонн, как нам думается, все же не существовало. В то же время у Саида Алимхана, конечно же, существовала своя казна, которую он сумел вывезти из Бухары. Ведь не случайно, во время бегства из Бухары, его сопровождали гвардейцы численностью не менее тысячи человек. Однако, как известно, на лошадях много не вывезешь. Привлечь же для этой цели верблюдов эмир не мог, поскольку они хоть и грузоподъемные, но весьма тихоходны. А эмиру нужна была мобильная группа, чтобы на случай погони ему не пришлось бы бросить караван. Вывезенные же им финансовые средства и драгоценности, думается, это процентов 15-20 от общей части казны, нужны были Саиду Алимхану на самые необходимые расходы: денежное довольствие гвардейцам, закупки вооружения, содержание своего административного аппарата и вновь набранного гарема и т.д.

Кроме того, не нужно сбрасывать со счетов тот аргумент, что эмир не думал покидать Бухару на длительный срок и ждал случая взять реванш за поражение. Ведь неслучайно, в Восточной Бухаре он объявил мобилизацию и обратился с меморандумом в Лигу наций о вынужденном объявлении войны большевикам.

Но время работало против Саида Алимхана. Большевики, взяв власть в Бухаре, захватили и большую часть оставшейся казны династии Мангитов. Эти сокровища и были переданы в Народный комиссариат финансов Туркестанской АССР.

Дальнейшую судьбу казны бухарского эмира, доставленную в Ташкент, нам проследить не удалось. Однако нетрудно догадаться, что вскоре драгоценности были отправлены в Москву. Гражданская война в России еще продолжалась, и чтобы снабжать всем необходимым Красную Армию, сокровища бухарского эмира пришлись очень даже кстати. Для этого драгоценные камни были изъяты из золотых украшений, а последние переплавлены в металл. Таким образом, вещи, которые представляли высокую художественную и историческую ценность, были навсегда утеряны. Хотя отдельные раритетные экземпляры во время перевозки могли быть «утеряны», и теперь хранятся в каких-либо коллекциях, собственники которых в целях личной безопасности, как правило, остаются инкогнито.

СОКРОВИЩА БУХАРСКОГО ЭМИРА

Пенджикент — старинный город, расположенный в горах Таджикистана. Совсем рядом — Бухара, неподалеку — граница с Киргизией, рукой подать — пустыни Туркмении. Все эти земли до 1920 года входили в состав Бухарского эмирата. В бездонных подвалах Арка — крепости, царящей над городом, за сотни лет скопились неисчислимые богатства. Каждый из трех миллионов подданных эмира должен был платить налоги в казну. Но больше всего золота поступало в казну из эмирских копей на берегу Зеравшана. За год в подземные хранилища бухарской крепости поступало свыше тридцати миллионов золотых тилпя. А расходы эмирата за этот же период составляли всего три миллиона — в основном на армию и закупку оружия. Разница оставалась в казне эмира.
В августе 1920 года для эмирата наступили тяжелые времена. События в России всколыхнули народные массы. Готовилось восстание. В небе над Бухарой все чаще появлялись аэропланы-разведчики с красными звездами на крыльях. А однажды прилетел даже четырехмоторный «Илья Муромец» — Красная Армия приближалась. Надо было не только уносить ноги, но и вывозить богатства, накопленные династией Мангытов…

ПОТОМОК СТАРИННОГО РОДА

Первый раз я встретил Масуда в Пенджикенте почти двадцать лет назад. Он занимался здесь раскопками древнего городища. От него я и узнал, какой же была дальнейшая судьба бухарских сокровищ…
— У эмира Сида Алимхана был доверенный человек — дервиш Даврон. Однажды его привели во дворец ночью, чтобы не видели лишние глаза. В покоях повелителя, кроме самого владыки, дервиш встретил еще одного человека — эмирского телохранителя полковника Тксобо Калапуша. Был там и начальник эмирской артиллерии топчибаши Низаметдин. Но его эмир спрятал в соседней комнате. Невидимый, он слышал всю беседу.
Решали, как спасти сокровища. Золота было так много, что для каравана понадобилось бы около сотни вьючных лошадей, каждая из которых могла нести хурджины с пятью пудами золота в каждом. Общая стоимость эмирского достояния превышала 150 миллионов золотых рублей по ценам того времени.
Куда гнать караван? В Кашгар? Там английское консульство, которым руководил старый знакомый эмира — консул мистер Эссертон. Но дервиш Даврон побывал уже в Кашгаре, и вести, которые он привез, были неутешительны. Письмо эмира просто испугало консула. Что такое английское консульство в Кашгаре? Маленький домик в тенистом саду на окраине Урумчи. Вся его охрана — британский флаг и несколько вооруженных винтовками сипаев. А кругом бандитские шайки, терро- ризирующие Кашгар, восстание в Синьцзяне, война в Туркестане, общая нестабильность. Принять в таких условиях караван с золотом — значит навлечь несчастье на свою тихую обитель.
Эссертон был профессиональным дипломатом и принял, как ему казалось, мудрое решение: пусть думает и решает начальство. В Дели, во дворец вице-короля Индии, ушла шифровка с изложением ситуации.
Но в Дели тоже сидели чиновники. И они также прекрасно понимали весь риск и всю ответственность, связанные с подобным делом. В случае их согласия получится, что британское правительство гарантирует сохранность эмирской казны. А если она достанется бандитам? Придется всю стоимость утраченного выплатить эмиру за счет Британской империи. Нет, на такой риск вице-король Индии пойти не мог. Поэтому английский консул написал эмиру письмо, составленное в самых изысканных выражениях. В нем он клялся в горячей дружбе и желал всего самого лучшего, лишь в конце — с огромным сожалением — заметил, что не сможет принять и хранить казну повелителя Бухары.
Теперь собравшимся той ночью во дворце надо было решить, куда направить караван — в Иран или в Афганистан. Идти с таким караваном в Иран, в Мешхед, было опасно — ситуация в Закаспии оставалась напряженной. Приняли другое решение. В первой декаде сентября 1920 года ночью караван из нескольких сот лошадей и верблюдов, груженных сокровищами Бухары, запасами воды и продовольствия, двинулся на юг. Охрану составляли эмирские гвардейцы, которыми командовал Таксобо Калапуш. Рядом с ним, стремя в стремя, ехал и дервиш Даврон.
У города Гузар резко свернули влево и у самого Лангара углубились в предгорья Памира.
Караван разделился. Вооруженная охрана во главе с Калапушем, вьючные животные с припасами и водой остались в долине. В одну из горных расщелин углубились верблюды и лошади, груженные золотом, и сопровождающие их погонщики. Впереди ехали Даврон и еще два дервиша.
Минули сутки с момента ухода Даврона и его спутников, затем вторые. Встревоженный Калапуш поднял своих людей и направился по следу каравана. Пройдя несколько километров по тесной извилистой расселине, всадники обнаружили несколько трупов. Это были погонщики. А еще через некоторое время наткнулись на самого Даврона и двух его спутников. Все трое были ранены. Даврон рассказал, что случилось. Кто-то из погонщиков проведал, что находится в переметных сумах и вьюках, и сообщил своим товарищам. Они решили убить Даврона со спутниками и завладеть сокровищем. Произошла схватка, но Даврону и его друзьям удалось отбиться. Несмотря на раны, они спрятали вьюки с золотом в неприметной пещере. Калапуш осмотрел ее и остался доволен. Не доверяя никому, эмирский телохранитель сам завалил камнями вход в пещеру и отогнал лошадей и верблюдов назад в долину.
Дервишам перевязали раны, усадили на коней. Теперь только они да Калапуш знали, где спрятаны эмирские ценности. Когда горы остались позади, Даврон почувствовал себя совсем плохо и захотел заехать в родной кишлак — это было почти по дороге. Калапуш великодушно согласился, но утром, когда наступил час молитвы, три фигуры не поднялись с земли. Даврон и его друзья-дервиши остались там навеки. Верный Калапуш выполнил секретный приказ эмира: никто не должен знать тайны клада.
— Тебе так хорошо известно, что произошло в этих местах восемьдесят лет назад, — сказал я Масуду. — Откуда?
— Я сам из этих мест. А Даврон был одним из моих предков. В нашей семье из поколения в поколение передавалась эта история. Еще мальчишкой я слышал ее и тогда же поклялся себе, что найду этот клад, хотя он и принес столько несчастий нашей семье.

СУДЬБА СОКРОВИЩА

— Как археолог, я мог заниматься поисками, ни у кого не возбуждая подозрений, — продолжал Масуд. — Расскажу тебе, что было потом…
На четвертые сутки караван возвратился в Бухару. В Караулбазаре уставших всадников радостно приветствовали топчибаши Ниэаметдин и его воины. После плова и зеленого чая легли спать, чтобы пораньше прибыть в священную Бухару. Однако утром коней оседлали только воины командующего эмирской артиллерией. Все спутники Калапуша — кроме него самого — были убиты.
Эмир милостиво встретил своего телохранителя. Подробно расспросил о дороге, о том, как нашли тайное место, как прятали сокровище и маскировали тайник. Особо интересовало повелителя, не остались ли живые свидетели. «Нет, отвечал Калапуш, — теперь на земле только двое знают тайну: повелитель и я. Но в моей верности владыка не сомневается…»
Конечно же, эмир не сомневался… в том, что тайна, известная двоим, — наполовину не тайна. И той же ночью обласканного эмиром Калапуша удавил дворцовый палач.
Всего двое суток прошло со дня его смерти, на дворцовых конюшнях стали седлать коней — эмир решил бежать. О бывшем его телохранителе никто даже не вспоминал. Теперь рядом с эмиром скакал начальник артиллерии — Низаметдин.
Через день пути где-то в степи из свиты эмира раздался выстрел. Топчибаши рухнул на землю. Не осталось никого, кроме бывшего повелителя священной Бухары, кто бы что-то знал о караване с золотом.
С отрядом в сотню сабель он пересек границу с Афганистаном. Из всего многомиллионного сокровища у него остались лишь две лошади, навьюченные переметными сумами с золотыми слитками и драгоценными камнями.
Шли годы. Эмир жил в Кабуле, но сокровище, оставленное за Пянджем, не давало ему спать. Все двадцатые годы почти каждый месяц на территорию Средней Азии проникали басмаческие шайки. Многие из них стремились в район, где был спрятан клад. Но басмачам не везло. Уничтожив посевы и убив нескольких активистов, они возвращались в Афганистан. Однако эмир не успокаивался. В 1930 году границу перешла банда Ибрагим-бека. С ним было пятьсот сабель. Но, захваченный в плен, он был казнен, его отрубленную голову отправили в 1931 году в Москву, в ЧК.
Оставшиеся в живых члены разгромленной банды Ибрагим-бека продолжали поиски клада. Кто-то решил, что тайное место должны знать родственники Даврона или Калапуша. И те стали погибать. После пыток были убиты почти все братья и сестры Даврона. Кишлак, где жили родичи Калапуша, был сожжен, вырезаны все его жители.
— Даврон был родственником моего деда, — признался мне недавно Масуд. — От него я узнал всю эту историю. И сейчас есть люди, интересующиеся моими поисками. Вначале (я был моложе тогда и наивнее) вокруг меня терся некий Тимур Пулатов из Бухары. Он из кожи лез, стараясь помочь в моих поисках. А кончилось тем, что украл несколько схем уже пройденных маршрутов и удрал с ними, как ни странно в Москву. Недавно я встретил его на улице. Знаешь эту компанию, что в восточных халатах сидит на тротуарах, выпрашивая милостыню. Так вот вожачком у них Пулатов по прозвищу «Ишачий граф»…
После кражи я стал делить свои схемы на несколько частей и прятать их в разных местах. Основное, конечно, держу в голове. Ведь район, где спрятан клад, занимает всего 100 квадратных километров. За два десятка лет я изучил его подробнейше.
— И нашел?..
Масуд загадочно молчит. Затем произносит:
— Знаешь, десять тонн золота трудно найти, но и спрятать его было трудно. Времени оставалось для этого мало. Неглубоко спрятано. Значит — чуткие приборы обнаружат. И они у меня уже есть. Только время сейчас неспокойное. Сейчас туда соваться опасно…
Трудную жизнь прошел этот человек, одержимый своей страстью. Он почти достиг успеха, но у самого порога вынужден остановиться. Только я уверен — ненадолго.

Николай Плиско. Пенджикент — Москва.
«Труд-7», № 242/23.12.1999.

Херсонский музей отказался продать уникальную саблю, даже за 100 тысяч долларов

Сюрпризом для ученых закончилось обновление экспозиции к 120-летию Херсонского краеведческого музея. Улучив момент, когда коллективных экскурсий не намечалось, порог музея переступил высокий мужчина. Он неторопливо обошел все залы, добрался до выставки оружия всех времен и народов, и прямо-таки прикипел глазами к одному из застекленных стеллажей. Какое-то время посетитель, оказавшийся богатым украинским коллекционером, пристально рассматривал лежащий за стеклом клинок. А затем без обиняков заявил обомлевшей смотрительнице: «Я покупаю эту саблю за сто тысяч долларов».
Музей, конечно, в деньгах нуждается всегда. Однако его сотрудники от щедрого предложения отказались наотрез. И вовсе не потому, что предмет торга стоил дороже (хотя на самом деле так оно и есть). Просто загадочный клинок успел побывать в руках восточного правителя и сразу легендарных выдающихся военачальников, а в его истории нашлось место и подвигам, и преступлениям.

Как оказалось, приглянувшийся коллекционеру раритет попал в Херсон прямиком из…Средней Азии. Саблю дамасской стали с эфесом и ножнами из серебра, украшенными искуснейшей гравировкой кубачинских ювелиров, изготовили еще в девятнадцатом веке лично для эмира Бухары Абдул-Ахад-хану (Здесь автор ошибается,речь идет о сыне Абдул-Ахад хана — Алим-хан е.

Все знают, сколько у эмира Бухары было жен, какой у него был гарем?
Все помнят, что он ел в повседневности? Ну да, при дворе готовили типа басмы, а он ничего не ел - только выпивал хорошо уваренный бульон от мяса и большого количества овощей - это вместо витаминки, для аппетита, для разминки. Потому что хотя бы раз в неделю он ел по-настоящему, по-мужски. Да, и эмир Бухары тоже ел плов, но не абы как приготовленный, не такой, как для землекопов и носильщиков, а сотворенный по всем правилам поварского искусства, с применением наилучших технологий и без пощады к труду поваров. Чтобы эмир лучше ел, на кухне надо больше работать - это непреложное правило хорошей кухни!

Кто приготовил плов хотя бы десять раз, знает, что двух одинаковых пловов не бывает, даже если готовить из одних и тех же продуктов и по одной и той же технологии. Но мало того, что набор продуктов в плове не постоянен, мало того, что в разных городах и странах технологии приготовления плова отличаются радикально, так ведь плов еще и во времени изменяется! Да, я абсолютно точно знаю, что сто лет назад плов был другим, да что там говорить - плов успел измениться даже на моей памяти! Может быть, поэтому плов - совершенно нескончаемая и чрезвычайно интересная тема. И о плове не обязательно разговаривать именно с поварами. Порой, рассказ обычного едока тоже может навести на мысли, послужить поводом к исследованиям и находкам.
Один мой приятель рассказывал, что в начале 80-х годов ХХ-го века ему посчастливилось отведать плова из рук старика, который, по слухам, служил поваром еще последнему эмиру Бухары.
Надо сказать, приятель мой, пусть и не являлся любителем непосредственно кулинарии, но в еде разбирался очень хорошо. Поэтому его оценка «такого вкусного плова так больше нигде и никогда не пробовал» заинтриговала меня и я стал расспрашивать о деталях - каким был тот плов?
- Ну что там было? Что он в плов клал?
- Да как всегда: рис, мясо, морковь, лук, ну изюм они всегда в Бухаре добавляют...
- Но чем же тот плов запомнился?
- Понимаешь, в том плове было как бы и все вместе, но вкус каждого продукта чувствовался отдельно. Мяса вкус - отдельно, моркови - отдельно, и даже лук чувствовался так, как будто его вот сейчас пожарили и добавили в плов.
- Погоди, а он как выкладывался, этот плов? Как у нас в Фергане, перемешивался, или слоями, по типу самаркандского?
Нет, у него все слоями было, я же тебе говорю, внизу слой риса, потом морковь с луком и потом уже мясо на самом верху. Но вкусно очень!
- А рис не суховат, как иногда в самаркандском плове бывает?
- Нет, рис очень вкусный был.
- А рис какой он брал?
- Ну не дев-зира, у них там свой какой-то был, белый.
- И на блюде белым оставался?
- И на блюде был абсолютно белым.
Я размышлял о том плове, пробовал самые разные рецепты, по которым плов готовят сегодня, но каждый раз я понимал, что это совершенно не тот результат, о котором рассказывал мой друг.
Подсказка, ключ к разгадке того плова, попалась мне в неожиданном месте - из воспоминаний русского офицера Филиппа Ефремова, побывавшего в Бухаре в конце XVIII века. Прапорщик Ефремов писал:
«Во всех тамошних местах кушанья по большей части варят в воде. Брынчь, т. е. сорочинское пшено, как поспеет в половину варения, из котла вынут, процедят, обольют холодною водою. Сваривши говядину или баранину, положат в порожний котел, потом накрошат морковь и луку, смешают с изюмом и с шафраном; положат на говядину и потом положат сорочинское пшено. Растопивши овечьяго сала, нальют на верх сорочинскаго пшена; покроют крышкою, чтоб не выходил дух; над вольным жаром когда упреет, то кладут в блюда; блюда называют табак. Одно блюдо едят два человека руками, а не ложками. Посуды кроме глиняной и муравленой не имеют, а у знатных только палевая. Говорят, что из другой есть погано и грешно…»
Главное открытие состояло в том, что рис для плова отваривался отдельно, по принципу откидного плова, а мясо прежде варилось и только потом отправлялось в казан.
Но подсказка относилась к концу XVIII века. Однако тот плов, секрет которого я разыскивал, готовился именно на протяжении двадцатого века. Скорее всего, он видоизменялся на протяжении XIX века и из откидного постепенно становился вполне «узбекским», то есть приготовленным сразу в одном общем для всех ингредиентов казане. Ведь автор книг по узбекской кухне Карим Махмудов, трудившийся относительно недавно, всего лет тридцать-сорок тому назад еще упоминает хорезмский плов из откидного риса, отмечая, правда, что к 60-м годам ХХ-го века его успели забыть во всех областях Узбекистана, кроме самого Хорезма.

Мясо для приготовления плова и по сей день отваривают в исчезающем плове "сафоки", правда, там и морковь предварительно отваривают. И я убедился, что смысл в этом действии есть, потому что так морковь гораздо меньше ужаривается и проявляет себя в плове гораздо ярче, что, на мой взгляд, очень хорошо. Только, если есть время или свободная посуда, то лучше морковь отваривать отдельно от мяса, но в присутствии бараньего сала. Это позволит добавить к моркови специи, не характерные для современного узбекского плова, но гармонично сочетающиеся с морковью - бадьян, гвоздику, душистый перец и корицу. Можно поступить еще более радикально и добавить к моркови сахар, чтобы обогатить ее вкус моркови, но я понимаю, что для большинства читателей такой шаг покажется чрезмерно смелым.
Само мясо лучше всего отваривать в вакуумной упаковке вместе с луком, солью, ароматными травами и черным перцем. Если нет вакуумного упаковщика, то можно вспомнить, что еще не так давно мясо заворачивали в кисею и обвязывали бечевкой перед тем, как опускать в кастрюлю с кипящей водой.

Когда морковь будет готова на три четверти, то есть, еще будет сохранять некоторую упругость, но уже перестанет хрустеть, вынуть и порезать, как на обычный плов.

Свежий лук порезать и обжарить в достаточном количестве растительного масла (но не румянить!) в отдельной посуде.

Лук переложить в казан, в котором плов будет готовиться на последней стадии, а масло оставить в той же посуде..

Отварное мясо порезать кусками, при необходимости посолить и приправить специями, обжарить в том же масле, где жарился лук и уложить поверх лука в парадный казан. Добавить немного бульона, либо мясной сок, выделившийся при варке в вакуумном пакете.

Морковь обжарить в том же масле, приправив зирой и часто, но очень осторожно, чтобы не размять в кашу, перемешивая.

Морковь переложить в казан поверх мяса и присыпать изюмом.

Рис отварить в большом количестве бурно кипящей и хорошо посоленной воды, откинуть на дуршлаг, дать стечь воде и уложить поверх моркови. Казан накрыть плотной крышкой.
Поставить казан сначала на средний огонь, а когда нагреется крышка убавить до минимума, и поставить казан на рассекатель.

Когда из риса выпарится вся лишняя влага, то есть, через 25-30 минут, полить рис топленым маслом или вытопленным из курдюка жиром.

Заранее растолочь шафран с солью и залить его кипятком, чтобы настоялся. Настой шафрана вылить на рис кольцами, чтобы не весь рис окрасился, а только часть.

Если казан не большой, то выложить плов, перевернув казан на большое блюдо. Если готовилось в большом казане, то плов подавать слоями.

История

История Бухарского эмирата описана рядом местных историков: Мухаммед Вафа Керминеги, Мирий , Мухаммед Якуб ибн Даниялбий , Абдулазим Сами, Ахмад Донишем , Насир ад-дин ибн амир Музаффаром и др.

Государственное устройство

Главой государства являлся эмир (перс. امیر ‎), обладавший неограниченной властью над своими подданными. Государственными делами управлял кушбеги (тюрк. قوشبیگی ), своего рода премьер-министр. Весь правящий класс Бухарского эмирата делился на правительственных должностных лиц светского звания - амалдар ов (перс. عملدار ‎) и духовных - улама (перс. ﻋﻠﻤﺎ ‎). К последним причисляли ученых - теологов, законоведов , преподавателей медресе и пр. Светские лица получали чины от эмира или хана (монг. خان ), а духовные возводились в то или иное звание или сан. Светских чинов было пятнадцать, а духовных - четыре.

В административном отношении Бухарский эмират в начале XX в. делился на 23 бекства (перс. بیکیﮔرى ‎) и 9 туманов (монг. تومان ). До последней четверти XIX в. Каратегин и Дарваз были независимыми шахствами , управлявшимися местными правителями - шахами (перс. ﺷﺎه ‎). В Каратегине в рассматриваемый период насчитывалось пять амлякдарств (перс. املاک داری ‎), в Дарвазе - семь. Аннексировав Каратегин и Дарваз, Бухарский эмират преобразовал их в бекства (перс. بیکیﮔرى ‎), которые управлялись назначенными Бухарой чиновниками - беками (тюрк. بیک ). Бекам, в свою очередь подчинялись диванбеги (тюрк. دیوان بیگی ), ясаулбаши (тюрк. یساولباشی ), курбаши (тюрк. قورباشی ), кази (араб. قاضی ‎‎) и раис (араб. رئیس ‎‎).

Большинство населения составляло податное сословие - фукара (араб. فقرا ‎‎). Правящий класс был представлен земельно-феодальной знатью, группировавшейся вокруг местного правителя. Этот класс при местных правителях назывался саркарда (перс. سرکرده ‎) или навкар (монг. نوکر ), а в период бухарского владычества - сипахи (перс. سپاهی ‎) или амалдар (перс. عملدار ‎). Помимо двух указанных классов (богатые и бедные), существовала многочисленная социальная прослойка, освобождавшаяся от налогов и повинностей: муллы , мударрисы , имамы , мирза и др.

Каждое бекство делилось на несколько мелких административных единиц - амляк (араб. املاک ‎‎) и мирхазар (перс. میرهزار ‎), во главе которых стояли соответственно амлякдар ы (перс. املاک دار ‎) и мирхазар ы (перс. میرهزار ‎). Низшим чином сельской администрации являлся арбаб (араб. ارباب ‎‎ - староста), обычно один на каждую деревню.

Бухара и Россия

С водворением в Бухаре династии Мангыт , отношения России с этой страной сделались довольно частыми (в особенности при Насрулла -хане).

Попадание в вассальную зависимость от России в 1868 году

После разгрома Коканда Бухарское ханство претендовало на гегемонию в этом районе и стремилось подчинить другие среднеазиатские владения. Но в военном отношении Бухарское ханство было чрезвычайно слабым и отсталым по сравнению с Россией. Это проявилось в первых же столкновениях с русскими отрядами. Плохо вооружённые и не обученные сарбазы Рустамбека отступили перед отрядом подполковника Пистолькорса, который в сентябре 1865 года занял небольшие населённые пункты Пскент и Келеучи, по дороге на Ходжент. Крыжановский предложил сохранить военный контроль над этой территорией, так как она снабжала Ташкент зерном.

Хотя между Россией и Бухарой уже развернулась вооружённая борьба, обе стороны делали попытки добиться своих целей дипломатическим путём. Эмир Музаффар направил в Санкт-Петербург посольство во главе с Неджметдином-ходжей, который уже бывал там в 1859 году. Однако царское правительство поручило вести переговоры оренбургскому генерал-губернатору. Посольство было задержано в Казалинске несмотря на протесты бухарского посланника. То же самое произошло и с русским посольством. Отправленное Черняевым в октябре 1865 в Бухару посольство в составе астронома К. В. Струве, связанного с торгово-промышленными кругами А. И. Глуховского и горного инженера А. С. Татаринова также было фактически арестовано местными властями.

Оба посольства энергично пытались выполнить возложенные на них задачи. Так, бухарский посланник, вопреки распоряжению Крыжановского, прибыл из Казалинска в Оренбург, а снаряженный им специальный полномочный гонец мулла Фахретдин добрался с письмом Неджметдина-ходжи даже до Петербурга. Это, однако, не дало результатов: письмо посланника, в котором он жаловался на нарушение дипломатических обычаев оренбургскими властями, не было принято, и мулле Фахретдину было предложено представить его Крыжановскому.

Ни к чему не привели и попытки представителей Российской империи установить нормальный дипломатический контакт с правящими кругами Бухарского ханства.

Министерство иностранных дел от имени царя уполномочило оренбургского генерал-губернатора вступить в переговоры с посланником Бухары, предъявив главное и основное требование - «поставить торговлю и политические отношения» России в Средней Азии «в самое благоприятное положение». Директор Азиатского департамента Стремоухов указывал, что дальнейшее применение репрессий против бухарских купцов необоснованно, так как русские караваны благополучно вернулись из ханства. Главное теперь - установление прямого и тесного контакта между русскими и ташкентскими купцами и использование Ташкента в качестве торговой базы России в Средней Азии.

Сам Крыжановский выработал обширный перечень условий, которые он собирался предъявить на переговорах. Он требовал учреждения в Бухаре торгового агентства России, уравнения русских купцов с бухарскими в правах, введения уменьшенного тарифа ввозных и вывозных пошлин, признания «самостоятельного» существования «Ташкентского государства» (под русским протекторатом с границами по рекам Сыр-Дарье и Нарыну) и свободного плавания русских судов по этим рекам и их притокам. В случае настойчивых претензий эмира на господство над Кокандским ханством Крыжановский считал возможным удовлетворить их.

Эти условия намечалось включить в договор, который должен был подписать эмир. Лишь после этого царские власти соглашались допустить бухарское посольство в Петербург для заключения «дружественного трактата» между Российской империей и Бухарским ханством.

Программа Крыжановского была в основном поддержана военным министром. В одобренной царем записке Милютин подчеркивал необходимость придерживаться принципа равноправия в русско-бухарских отношениях и предоставить Бухаре те же привилегии в торговле, которых добивалось царское правительство. Например, ханству разрешалось держать агентов в Оренбурге, Ташкенте или в других местах, «где того потребуют торговые интересы Бухары». Предоставляя эти льготы, царское правительство рассчитывало укрепить свое влияние в Бухаре.

Вместе с тем Милютин категорически отвергал притязания бухарского эмира на Коканд и вмешательства в его дела.

Поэтому программа Крыжановского, в котором оренбургский генерал-губернатор был готов ради торговых выгод пойти на определенные политические уступки Бухарскому ханству, именно в политической части не устраивала центральные правительственные органы. Правящие круги Российской империи стремились открыть широкий доступ русским купцам в Бухару, но не за счет политических уступок ханству.

Проведение в жизнь программы Крыжановского в одобренном Петербургом виде было затруднено взаимоотношениями, сложившимися между оренбургским генерал-губернатором и военным губернатором Туркестанской области. Черняев, ссылаясь на слабую осведомленность Крыжановского в местной обстановке, затягивал выполнение его указаний и добивался через Полторацкого непосредственного подчинения Туркестанской области Петербургу, минуя оренбургского генерал-губернатора. После неоднократных конфликтов Крыжановский добился санкции на замену Черняева и в конце декабря 1865 г. вызвал его в Оренбург. Это распоряжение не было передано Черняеву его начальником штаба полковником Ризенкампфом. В письме Милютину и Крыжановскому Ризенкампф объяснял свой поступок сложностью ситуации, возникшей в русско-бухарских отношениях, с которой якобы мог справиться «только начальник энергический, с полными правами, предоставленными законом, и даже лично заинтересованный в поправлении ошибки», - сам Черняев.

Фактическое пленение миссии Струве - Глуховского в Бухарском ханстве дало Крыжановскому повод для особых, нареканий на своеволие Черняева. Под предлогом «понуждения эмира» к освобождению послов Черняев предпринял военную демонстрацию: в начале января 1866 он двинул к Чиназу стрелковый батальон, а затем, перебросив туда дополнительные силы, форсировал Сыр-Дарью и направился через Голодную степь к крепости Джизак.

Оборона Самаркандской крепости, 1868 год

Бухарский эмират в границах современных среднеазиатских республик

Поход кончился неудачей. Слабые попытки штурма крепости были отбиты бухарскими войсками, которые также затрудняли Черняеву проведение фуражировки. В середине февраля 1866 года, исчерпав запасы снаряжения и фуража и преследуемый бухарской конницей, Черняев был вынужден отступить, на правый берег Сыр-Дарьи.

Провал Джизакской экспедиции решил участь Черняева. Получив полгода тому назад в знак «монаршего благоволения» золотую саблю с бриллиантами за взятие Ташкента , он в марте 1866 года сдал должность генерал-майору Генерального штаба Д. И. Романовскому.

Эта замена не отразилась на общем ходе событий. В степи между Сыр-Дарьей и Джизаком происходили непрерывные стычки царских войск с отрядами бухарского эмира. Крыжановский, еще недавно заявлявший о своем намерении положить конец военным походам, в письме военному министру от 7 апреля 1866 года призывал к решительным действиям против Бухары и сообщал о своём намерении вновь отправиться в Ташкент для личного руководства боями.

Царское правительство одобрило планы оренбургского генерал-губернатора и вызвало его в Петербург . Еще до возвращения Крыжановского в Оренбург мелкие стычки между войсками России и Бухары переросли в крупное сражение в урочище Ирджар. В этом сражении (8 мая 1866 года) бухарская армия во главе с эмиром потерпела полное поражение, понесла значительные потери и была вынуждена бежать.

Немедленно вслед за этим Романовский занял важные пункты, прикрывавшие доступ в Ферганскую долину, - город Ходжент и крепость Hay. Его нимало не смущало, что они принадлежали не Бухарскому ханству, с которым велась война, а Коканду, фактически прекратившему борьбу после падения Ташкента. Впрочем, уже «ирджарское дело», инициатором которого был Романовский, показало, что он продолжает активную экспансионистскую политику своего предшественника и эти стремления находят полную поддержку в высших правительственных кругах. В Петербурге и Оренбурге закрывали глаза на противоречивый характер сообщений военного губернатора Туркестанской области, мотивировавшего свой поход на Ходжент и Hay стремлением к «точнейшему исполнению видов правительства, желающего избегать завоеваний и ограничиваться лишь такими военными действиями, которые для спокойствия края, принятого под покровительство России, и для поддержания нашего достоинства в Средней Азии крайне необходимы».

Романовский теперь настаивал на включении Hay и Ходжента в состав Российской империи, ссылаясь на «отказ» правителей Бухары и Коканда от прав на эти пункты при условии заключения мира. В Петербурге отдавали отчет в вынужденном характере этих «отказов», и военный губернатор Туркестанской области делал упор на большом стратегическом и торговом значении Ходжента. Вместе с тем он предлагал начать мирные переговоры с ханствами, так как эмир освободил посольство Струве - Глуховского (оно в начале июня 1866 года вернулось в Ташкент) и обещал немедленно отпустить всех русских купцов, задержанных в Бухаре.

После Ирджарского сражения Романовский предъявил эмиру предварительные условия мира. Они предусматривали признание Бухарским ханством всех территориальных захватов России в Средней Азии и проведение границы по Голодной степи и пустыне Кызылкум ; уравнение пошлин, взимавшихся с русских товаров в ханстве, с пошлинами, какими облагались бухарские товары в России; обеспечение безопасности и свободы передвижения русских купцов в Бухаре; выплату военной контрибуции.

Как подчеркивал военный губернатор Туркестанской области, он специально включил пункт с требованием контрибуции, чтобы в случае необходимости заменить его любым другим условием.

Так как Крыжановский сохранил прерогативы ведения окончательных мирных переговоров со среднеазиатскими ханствами, то после посещения Петербурга и совещаний с высшей сановной знатью он значительно расширил программу экспансионистских действий, включив в нее военные походы на Бухару и Коканд.

«Побив эмира так, как вы его побили, - писал Крыжановский Романовскому, - надо от него всего требовать, не уступая ему ни в чем». В отношении Коканда он предлагал «принять… тон высокий, третировать Худояр-хана как человека, который по положению своему должен быть вассалом России. Если обидится и будет действовать против нас, тем лучше, это даст предлог покончить с ним»{607}.

17 августа 1866 года Крыжановский приехал в Ташкент для осуществления намеченных захватнических планов. Вскоре после его приезда было официально провозглашено включение в состав Российской империи всех занятых земель - не только Ташкента, но и зачирчикских районов, Ходжента, Hay и др.

Оренбургский генерал-губернатор потребовал от бухарского эмира присылки уполномоченного для переговоров о мире. В начале сентября посол согласился принять все условия, но просил лишь исключить пункт о выплате контрибуции. Это было использовано Крыжановским в качестве предлога для начала военных действий. Еще до окончания переговоров (5 сентября 1866 г.) Крыжановский писал Милютину, что выступает в поход против Бухары. 13 сентября он предъявил послу явно невыполнимый ультиматум: в десятидневный срок выплатить крупную контрибуцию (100 тыс. бухарских тилл). 23 сентября царские войска вторглись в пределы Бухары и вскоре штурмом заняли важные крепости - Ура-Тюбе, Джизак и Яны-Курган.

Положение в самом Бухарском ханстве к тому времени стало очень тяжелым. В Бухаре и Самарканде, как прежде в Ташкенте, сложились две группировки. Мусульманское духовенство и военная верхушка требовали от эмира Музаффара решительных действий против России, обвиняли его в малодушии и делали ставку на старшего сына эмира Абдул-Малика, по прозвищу Катта-тюра. Противоположную позицию занимало бухарское и самаркандское купечество, заинтересованное в экономических связях с Россией и требовавшее мирного урегулирования конфликта. Опираясь на многочисленных учеников религиозных школ, духовенство издало указ (фетву) о священной войне против русских. В апреле 1868 г. возглавляемая эмиром многотысячная армия направилась к р. Зеравшан , оставив у себя в тылу Самарканд . Навстречу ей из Джулека двинулся русский отряд под командованием самого Кауфмана в составе 25 рот пехоты и 7 сотен казаков при 16 орудиях (всего 3500 чел.). Накануне столкновения русские получили неожиданного союзника. В Джизак прибыл отряд из 280 афганцев во главе с Искандер-ханом, внуком Дост-Мухаммеда. Эти афганцы находились на службе у бухарского эмира, составляя гарнизон крепости Нур-Ата. Однако, местный бек вздумал задерживать им жалование. Оскорбленные воины взяли «в возмещение убытков» два крепостных орудия и ушли к русским, разгромив по пути те бухарские отряды, которые пытались их задержать. Впоследствии Искандер-хан получил от русского командования чин подполковника, орден св. Станислава 2-й ст. и место офицера в прославленном Лейб-гвардии гусарском полку. Прервалась его служба в России совершенно неожиданно и даже нелепо. В Петербурге, во время занятий в манеже командир императорского конвоя ударил по лицу адъютанта Искандер-хана Раидиля. Искандер немедленно вызвал обидчика на дуэль, был арестован и посажен на гауптвахту. После этого гордый афганец уехал на родину, где принял покровительство англичан. Все это, однако, было потом. В описываемое время Искандер-хан добровольно присоединился к войску Кауфмана и вместе с ним шел в бой против бухарцев. 1 мая 1868 г. русские вышли на северный берег Зеравшана и увидели за рекой вражеское воинство. Прибывший от бухарцев посол просил Кауфмана не начинать военных действий, но и отводить войска эмир тоже не спешил. Около трех часов дня бухарцы открыли огонь из пушек. В ответ заговорили русские батареи, под прикрытием которых пехота начала переправу. Пройдя сначала через реку по грудь в воде, а затем по топким рисовым полям, русские солдаты нанесли бухарцам удар одновременно во фронт и с обоих флангов. «Неприятель, - вспоминал участник боя, - не ждал наших штыков и прежде, чем мы сблизились на сто шагов, оставил 21 орудие и бежал, бросая по дороге не только оружие и патронные сумы, но даже одежду и сапоги, в которых бежать трудно». Конечно, русского офицера можно заподозрить в необъективности, но в данном случае он, видимо, красок не сгустил. Бухарский литератор и дипломат Ахмад Дониш с едкой насмешкой писал: «Сражавшиеся нашли необходимым бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их. Эмир, загрязнив штаны, тоже убежал. Никто не хотел воевать». Победа русского отряда была полной, причем с минимальными потерями: двое убитых. Остатки армии эмира отступили к Самарканду, но горожане закрыли перед ними ворота. Когда же к бывшей столице Тамерлана подошли русские войска, самаркандцы сдались.

К. Кауфман поблагодарил жителей от имени государя, а главному судье и духовному главе города кази-каляну вручил серебряную медаль. Из Самарканда 6 мая был выслан небольшой отряд майора фон Штемпеля, который захватил маленькую бухарскую крепость Челек у подножия Нуратинских гор. 11 мая Кауфман снарядил еще одну, более крупную экспедицию в составе 6 рот солдат и 2 сотен казаков при 4 орудиях под командованием полковника Абрамова. Этот отряд отправился к г. Ургуту , расположенному в 34 км юго-восточнее Самарканда.

12 мая отряд столкнулся под стенами города с большим бухарским войском, которому и нанес сокрушительное поражение. После этого солдаты Абрамова штурмом взяли город, частично рассеяв, частично истребив его гарнизон. 14 мая экспедиция вернулась в Самарканд. 17 мая русские заняли Ката-Курган, в 66 км северо-западнее Самарканда. Все эти успехи очень испугали правителей города Шахрисабза . Этот крупный ремесленный и торговый центр, родина великого воителя Тамерлана , не раз пытался сбросить власть бухарских эмиров. Теперь шахрисабзские беки решили, что с властью Бухары покончено, но необходимо избавиться от русских. Для этого они поддержали сына эмира Абдул-Малика.

27 мая 10 тысячное войско шахрисабзцев атаковало у кишлака Кара-Тюбе, недалеко от Самарканда, отряд полковника Абрамова (8 рот и 3 сотни казаков). Но было отброшено. Это столкновение ободрило эмира Музаффара, посчитавшего, что настало время для реванша. 2 июня 1868 г. на Зирабулакских высотах, между Катта-Курганом и Бухарой произошло решающее сражение эмирского войска с отрядом самого Кауфмана. Деморализованные прежними неудачами бухарцы действовали крайне нерешительно и вновь потерпели поражение. Дорога на Бухару была открыта, а сам Музаффар собирался бежать в Хорезм .

Однако, Кауфман не мог атаковать эмирскую столицу, так как в тылу у него самого неожиданно возник очаг сопротивления. Отправляясь к Зирабулакским высотам, генерал-губернатор оставил в Самарканде очень небольшой гарнизон, состоявший из 4 рот 6-го линейного батальона, 1 роты саперов и 2 артиллерийских батарей под общим командованием майора Штемпеля. Кроме того, в городе находились нестроевые и больные солдаты 5-го и 9-го линейных батальонов, а также подполковник Н. Н. Назаров, который из-за частых ссор с сослуживцами подал прошение об отставке, но уехать не успел. Всего русский отряд насчитывал 658 человек, среди которых был и видный художник-баталист В. В. Верещагин в чине прапорщика.

2 июня эту горстку русских воинов осадила 25 тысячная армия под началом Баба-бека, пришедшая из Шахрисабза. В союзе с шахрисабзцами выступил 15-тысячный отряд киргизов во главе с Адилем-Дахты, а также восставшие жители Самарканда, численность которых также достигала 15 тысяч. Таким образом, на каждого русского воина приходилось более 80 противников. Не имея сил удерживать весь город, гарнизон сразу же отступил в цитадель, располагавшуюся у его западной стены.

«Когда мы затворили за собой ворота, - вспоминал участник событий штабс-капитан Черкасов, - неприятель ворвался в город… Под звук зурн, бой барабанов, сливавшийся с дикими криками, неприятель быстро распространился по улицам города. Не прошло и часа времени, как уже все улицы были наполнены им и развевающиеся значки стали ясно видны для нас».

Толщина стен цитадели достигала в отдельных местах 12 метров и пробить ее нападавшие явно не могли. Слабым местом обороны были двое ворот: Бухарские в южной стене и Самаркандские в восточной. Боеприпасы и продовольствие у русского отряда имелись в количестве вполне достаточном для долгой обороны. Первую атаку осаждавшие произвели на Бухарские ворота, которые защищали 77 солдат под началом майора Альбедиля.

Шахрисабзцы трижды пытались выломать ворота и перебраться через стену, но каждый раз их отбивали метким ружейным огнем. Тяжелое ранение получил сам Альбедиль. Наконец, штурмующим удалось поджечь ворота. Одновременно враг наседал и у Самаркандских ворот, где держали оборону 30 солдат прапорщика Машина. Здесь нападавшие также подожгли ворота, попытались через них пройти внутрь, но солдаты выбили их штыками. В разгар боя на помощь защитникам Самаркандских ворот подоспел взвод 3-й роты под началом прапорщика Сидорова, составлявший мобильный резерв. Он помог отразить вражеский натиск, а затем стремительно бросился к Бухарским воротам и поддержал отряд Альбедиля.

Дворец эмира в Бухаре. Фотография С. М. Прокудина-Горского, 1909 год

Кроме ворот шахрисабзцы пытались проникнуть в цитадель через проломы в восточной стене. Поднимались они и непосредственно на стены, для чего пользовались железными крючьями, которые надевались непосредственно на руки и на ноги. Однако, везде нападавших встречал меткий огонь солдат. К вечеру атаки прекратились, но этот временный успех стоил русским дорого: было убито 20 рядовых и 2 офицера.

Утром 3 июня штурм возобновился. Оборону Бухарских ворот возглавил вместо Альбедиля подполковник Назаров, официально никакой должности не занимавший. Этот офицер имел репутацию человека храброго, но очень дерзкого, заносчивого, не признававшего никаких авторитетов, словом, «истинного туркестанца». Для ободрения солдат он приказал поставить у ворот свою походную кровать, подчеркивая, что и ночью не оставит позиции. Спать Назарову, однако, не пришлось. В 8 ч. утра шахрисабзцы, сломав обгоревшие остатки ворот, разобрали сооруженную русскими баррикаду и захватили одну пушку. Солдаты бросились в штыки, причем впереди всех был В. Верещагин. После ожесточенной рукопашной схватки осаждающие отступили, но вскоре возобновили штурм на других направлениях.

Продолжались нападения и в течение двух последующих дней, причем он сочетались с постоянными обстрелами цитадели. Редевшему от вражеских пуль гарнизону приходилось не только отбивать атаки, но и тушить пожары, заваливать мешками с землей ворота делать вылазки за крепостные стены.

Только 8 июля к Самарканду вернулось войско Кауфмана, обратившее шахрисабзцев и киргизов в бегство. В течение 8-дневной обороны русские потеряли убитыми 49 человек (в том числе 3 офицеров), а ранеными 172 человек (5 офицеров).

В наказание за мятеж Кауфман отдал город на три дня на разграбление. «Несмотря на назначение многочисленных патрулей, - вспоминал В. Верещагин, - много темных дел совершилось в эти три дня». Кстати, именно оборона Самарканда вдохновила художника на одну из самых знаменитых его картин - «Смертельно раненный» (1873 г.). Сам Верещагин описывал в своих мемуарах, как во время схватки за ворота солдат, сраженный пулей, "выпустил из рук ружье, схватился за грудь и побежал по площадке вкруговую, крича: «Ой, братцы, убили, ой, убили! Ой, смерть моя пришла!»

Затем, рассказывал живописец, «бедняк ничего уже не слышал, он описал еще круг, пошатнулся, упал навзничь, умер, и его патроны пошли в мой запас».

Во время боев в Самарканде эмир Музаффар, испугавшись, что победа шахрисабзцев, поколеблет не только русскую власть, но и его собственную, разослал несколько ложных писем о том, что бухарское войско готовится к походу на Шахрисабз. Это обстоятельство, наряду с подходом сил Кауфмана, способствовало уходу осаждавших из Самарканда.

В июне к русскому командованию прибыл посол эмира Мусса-бек и между Россией и Бухарой был заключен договор.

Бухарцы официально признали вхождение Ходжента, Ура-Тюбе и Джизака в состав Российской империи. Они обязались также выплатить 500 тыс. руб. контрибуции, причем для обеспечения исполнения этого пункта Самарканд и Катта-Курган подлежали временной оккупации русскими. Из вновь занятых территорий был организован Зеравшанский округ, начальником которого стал произведенный в генерал-майоры Абрамов.

Сын эмира Абдул-Малик бежал в Карши , где провозгласил себя ханом. Музаффар немедленно двинул туда свои войска и выгнал сына из города, но как только он вернулся в Бухару, непокорный отпрыск опять засел в Карши. Тогда Музаффар обратился за помощью к Абрамову, и тот направил под Карши свой отряд. Не дожидаясь битвы, Абдул-Малик вновь бежал, на этот раз в Индию, под защиту англичан. В Карши вступили русские войска, передавшие его затем представителям эмира. Все свидетельствовало о превращении Бухарского ханства в вассала Российской империи

Ситуация в бухарских землях также оставалась сложной. После того, как эмир подписал с русскими мир, шахрисабзские беки отказались подчиняться его власти. «Отпали» от Бухары и мелкие бекства в верховьях Зеравшана: Матча, Фальгар, Фан и др. Весной 1870 г. туда были отправлены экспедиции под начальством генерал-майора Абрамова (550 солдат с 2 горными пушками) и полковника Деннета (203 чел.).

Первый отряд выступил 25 апреля из Самарканда, прошел более 200 км вверх по Зеравшану и достиг селения Обурдан. Туда же прибыл и отряд Деннета, но он шел из Ура-Тюбе, через горный Аучинский перевал. Соединившись, экспедиции Абрамова и Деннета вышли к селению Пальдорак, резиденции матчинского бека, который, узнав об их приближении, бежал. В конце мая Абрамов пошел дальше на восток, к ледникам Зеравшана, а Деннет - на север, к перевалу Янги-Сабах. Пройдя перевал, отряд Деннета столкнулся с большим войском таджиков-матчинцев и киргизов, после чего вернулся на соединение с силами Абрамова. Затем русские снова двинулись на север, настигли противника и 9 июля 1870 г. разгромили его у северного выхода с Янги-Сабах. После этого они обследовали территории по рекам Ягноб и Фан-Дарья, у озера Искандер-куль, по названию которого вся экспедиция стала называться Искандер-кульской. В том же 1870 г. новые земли были включены в состав Зеравшанского округа под названием «Нагорные Тюмени».

Между тем в Петербург поступали новые вести, что эмир Музаффар, несмотря на оказанную ему при Карши помощь, пытается сколотить союз против России, устанавливает контакты с афганским эмиром Шер-Али, ведет переговоры с Хивой и даже со своими недавними врагами шахрисабзскими беками. Ситуация осложнялась тем, что из-за холодной и малоснежной зимы 1869-1870 гг. в ряде областей Бухарского ханства был неурожай. Из-за бескормицы начался падеж скота. «Шайки голодных бедняков, - сообщал Кауфман, - стали бродить по ханству, производя серьёзные беспорядки. Фанатичное же духовенство всеми мерами подстрекало эмира против нас, указывая ему в один голос на важность утраченной в 1868 г. житницы (то есть Самаркандского оазиса)».

Для предотвращения возможных выступлений Кауфман летом 1870 г. решил нанести удар шахрисабзским бекам. Поводом к началу боевых действий послужило то, что в Шахрисабзе нашел убежище некий Айдар-ходжа, который со своими сторонниками совершали набеги на границы Зеравшанского округа. Генерал Абрамов потребовал выдачи виновного, но получил отказ. Вскоре в Самарканде был сформирован экспедиционный отряд из 9 рот пехоты, 2,5 сотен казаков при 12 орудиях и 8 ракетных станках. Он был разделен на две колонны, которые двинулись в поход с интервалом в 2 дня (7 и 9 августа) и 11 августа подошли под стены города Китаба в Шахрисабзском оазисе. 12 августа русские, заложив батареи, начали осаду этого пункта. Гарнизон Китаба насчитывал 8 тыс. чел., и его укрепления были достаточно мощны.

14 августа, когда русские пушки пробили в городской стене брешь, руководивший осадой генерал Абрамов решился на штурм. Солдаты штурмовой колонны под началом полковника Михайловского одновременно ворвались в брешь и поднялись по приставным лестницам на стены. За ними последовала резервная колонна майора Полторацкого, солдаты которой подожгли городской склад сена. После ожесточенных уличных боев город был взят. В сражении погибло 600 защитников Китаба и 20 русских (1 офицер и 19 солдат). Желая подчеркнуть, что данный поход направлен только против мятежников, Абрамов передал управление Шахрисабзскими оазисом посланцам эмира.

Тем временем шахрисабзские военачальники Джура-бек и Баба-бек собрали 3-тысячное войско в Магианском бекстве. Против них выступили три роты пехоты и беки, не решившись на битву, отступили. Шахрисабзская экспедиция не только увенчалась победой, но под видом помощи продемонстрировала эмиру силу и мощь русской армии.

Еще один крупный успех был достигнут на границе киргизских племен и Западного Китая. Летом 1871 г. отряд во главе с губернатором Семиречья Г. А. Колпаковским занял там земли Кульджинского ханства, возникшего в ходе восстания мусульман-дунган против китайской власти. Переход Кульджи в русские руки способствовал крупному дипломатическому успеху: заключению договора с правителем Кашгара Якуб-беком, тем самым, что воевал с русскими, будучи кокандским полководцем. Прекрасно понимая с какой сильной державой он имеет дело, Якуб-бек вообще всячески избегал конфликтов с русскими.

Таким образом в 1868-1872 гг. российские вооруженные силы подавили очаги сопротивления в Бухарском ханстве, совершили далекие походы в горный Таджикистан и вглубь Туркменских земель. Следующим этапом, по замыслу туркестанского командования должно было стать решительное наступление на Хивинское ханство, которое по-прежнему пыталось держаться по отношению к России независимо и даже вызывающе

Выходцы из Бухарского эмирата были основателями нескольких населённых пунктов на территории современной Омской области, в дальнейшем составившие в них основную часть население. Так, например, потомки шейхов, среднеазиатских проповедников ислама в Сибири из Бухарского эмирата основали Казатово (Ходжа Тау).

Ссылки

  • Каюмова Х. А. Народная метрология и хронология таджиков Каратегина, Дарваза и Западного Памира XIX - начала XX вв. Автореф. дисс. на соиск. науч. ст. канд. ист. наук. Худжанд, 2009

См. также

Бухарская волость

Примечания

последний эмир Бухарского эмирата Сейид Мир Мухаммед Алим-хан


Херсонский музей отказался продать уникальную саблю, даже за 100 тысяч долларов.Саблю дамасской стали с эфесом и ножнами из серебра, украшенными искуснейшей гравировкой кубачинских ювелиров, изготовили еще в девятнадцатом веке лично для эмира Бухары Сеид-хана.

Золото эмира Бухары

Удивительный документ обнаружили ученые - профессор исторических наук Н. Назаршоев и доцент исторических наук А. Гафуров - во время работы в Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший архив ЦК КПСС). Опись, отпечатанная на пишущей машинке, объемом 48 листов, перечисляла материальные ценности бухарского эмира.

Эмир Бухары Мир-Сеид-Абдул-Ахад в окружении русских офицеров

Бухарский эмир и его свита в Москве в 1896 г. Фотография ГИМ.

Практически ежегодно в СМИ и в Интернете появляются статьи писателей, публицистов, ученых и просто любителей истории, в которых они высказывают гипотезы и предположения о местонахождении золота династии Мангытов. Эта тема является актуальной с момента свержения последнего бухарского эмира Саида Мира Алимхана. Причем, авторы статей стараются, как правило, приписать эмиру как можно больше богатства. Но все, как правило, пишут, что он до своего бегства из Бухары заблаговременно вывез 10 тонн золота на сумму 150 миллионов по тем временам российских рублей, что на сегодняшний день эквивалентно 70 миллионам долларов США.

Орден Благородной Бухары, золотой; 2 - такой же орден низшей степени, серебряный (ГИМ); 3 - золотой знак того же ордена (?); 4-5 - орден Короны государства Бухары; 6-8 - медали За усердие и заслуги (6 - золотая; 7-8 - серебряная и бронзовая, из собрания ГИМ).

Все это сокровище, как утверждается, было спрятано где-то в пещерах Гиссарского хребта. При этом по одной из версий, Саид Алимхан избавился от лишних свидетелей по классическому сценарию: погонщики, которые знали о ценном грузе, были уничтожены доверенным лицом эмира дервишем Давроном и его подручными. Затем последних лишил жизни личный телохранитель эмира Карапуш с гвардейцами, а вскоре сам Карапуш, доложивший эмиру об успешном завершении операции и посвятивший светлейшего в тайны захоронения клада, той же ночью в опочивальне дворца был удавлен личным палачом эмира. Исчезли и гвардейцы - их также умертвили.

В 20-30гг. группы вооруженных всадников, насчитывавшие десятки, а то и сотни человек, проникали на территорию Таджикистана с целью поиска клада. Однако все эти вылазки оказались тщетны. Поиски сокровища нелегально продолжились и в последующие годы. Но клад так и не был обнаружен.

Так существовал все-таки клад, замурованный в Гиссарском хребте? Задавшись таким вопросом, авторы данной статьи решили провести собственное расследование. И начали мы с поиска архивных документов, которые могли бы приоткрыть завесу тайны.

В процессе своей работы в Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший архив ЦК КПСС) мы обнаружили любопытный документ. Отпечатанный на пишущей машинке, объемом 48 листов, в нем были описаны материальные ценности бухарского эмира.

Итак…

22 декабря 1920 года, т.е. почти через четыре месяца, после того как был свергнут эмир, члены Государственной комиссии по учету ценностей Бухарской Народной Советской Республики (БНСР) Хайрулла Мухитдинов и Хол-Ходжа Сулейманходжаев доставили на поезде в Ташкент и сдали на хранение в Народный комиссариат финансов Туркестанской АССР ценности, принадлежавшие бухарскому эмиру.

После сдачи ценного груза Государственная комиссия составила соответствующий Акт в двух экземплярах, один из которых передали в Комиссариат финансов Туркестанской республики, а второй - в Назират финансов БНСР.

Ценности, которые были указаны в Акте, имели 1193 порядковых номера (№743 повторяется дважды), упакованы в сундуки и мешки. При вскрытии, они оказались забитыми драгоценными камнями, деньгами, золотом, серебром, медью, одеждой. Из всего этого сокровища мы перечислим только то, что, на наш взгляд, представляет несомненный интерес.

Драгоценные камни были представлены алмазами, бриллиантами, жемчугом, кораллом. Из них: 53 крупных алмаза (вес не указан), 39 бриллиантов крупного размера (138 каратов), более 400 бриллиантов среднего размера (450 каратов), 500 бриллиантов меньше среднего размера (410 каратов), мелкие бриллианты (43 карата). Итого драгоценных камней: 1041 карат, без учета 53 крупных алмазов.

Большинство драгоценных камней инкрустированы в золотые изделия: 1 султан с алмазами и жемчугом, 4 короны, 3 пары серег, 8 брошей, 26 колец, 26 дамских часов, 37 орденов, 11 браслетов, 53 портсигара, 14 поясов с бляхами, 7 звезд (с 5 крупными и средними бриллиантами и 30 мелкими), 43 женских зеркала, орден Белого Орла с 13 бриллиантами, нагрудный портрет Сада Алимхана с 10 крупными и 20.мелкими бриллиантами, бляха с 59 бриллиантами, орден Святого Апостола Андрея Первозванного с 20 бриллиантами, 2 ордена Владимира I степени с 20 бриллиантами и к ним две прицепки с 10 бриллиантами, 5 орденов Станислава I степени с 13 бриллиантами, орден Александра Невского с алмазами, Крест Датский с 14 бриллиантами, Орел Сербский с 5 алмазами, знак «За 25-летнюю службу» с 6 бриллиантами, 3 серебряные персидские звезды с алмазами, 18 серебряных шашек с камнями и эмалью, серебряная пряжка с 21 бриллиантом.

Кроме того, имелись украшения из коралловых бус общим весом 12 фунтов (1 ф. = 0,409кг), жемчужные бусы, обрамленные в золото - 35 ф.

Золото представлено в виде различных украшений - 14 пудов (1п. = 16кг), россыпи - 10 пудов и 4 ф. лома общим весом 4п. и 2 ф., 262 слитка - 12п. и 15ф., российских монет разных достоинств на общую сумму 247600 рублей, бухарских монет на общую сумму 10036 рублей, иностранных монет (1 ф.). В целом, масса золота в украшениях, россыпи, ломе, слитках, монетах, орденах составила 688, 424кг.

Серебро представлено в виде различных предметов и кухонной посуды: вазы, шкатулки, братины, самовары, подносы, ведерки, кувшины, чайники, подстаканники, бокалы, тарелки, кофейники, графины, столовые, десертные и чайные ложки, вилки, ножи. А также музыкальный ящик, различные женские украшения с камнями (не указано, с какими: драгоценными или нет), настольные календари, подзорная труба, бухарские ордена и медали, блюдца, статуэтки, подсвечники, котелки, браслеты, бляхи, портсигары, полоскательницы, часы напольные, часы столовые, доска шахматная с фигурами, супницы, молочники, рюмки, чарки, альбомы, кружки, сахарницы, головные женские уборы, кольца с камнями, ножны, ожерелья, большинство из которых были покрыты эмалью разных цветов, сбруи конские с бляхами.

Но больше всего серебра было представлено в виде слитков и монет в 632 сундуках и 2364 мешках общим весом 6417 п. и 8 ф., что соответствует около 102, 7 тонны.

В 26 сундуках были упакованы бумажные деньги: российские Николаевские на общую сумму 2010 111 рублей, российские Керенские - 923 450 рублей, бухарские - 4 579 980 тилля.

В 180 больших сундуках находилась мануфактура: 63 халата на меху, 46 суконных халатов, 105 - шелковых, 92 - бархатных, 300 - парчовых, 568 - бумажных, 14 различных меховых шкур, 1 пальто с воротником, 10 ковров, 8 кошм, 13 паласов, 47 суконных отрезов, 2897 шелковых отрезов, 52 бархатных отреза, 74 парчовых отреза, 78 шерстяных отрезов, 1156 отрезов из бумажного материала, 415 чалм, 596 разных одеял, 278 шаровар, 1004 рубашки, 436 скатертей, 1228 платков, 746 тюбетеек, 660 пар обуви.

В 8 сундуках были упакованы медные деньги и столовая посуда, общим весом 33 п. и 12 ф.

К Акту имеется приложение, согласно которому все золотые изделия и драгоценные камни прошли экспертную оценку для определения их качества и веса. Оценку давал ювелир Данильсон. Однако, что интересно, вес драгоценных камней, золота и серебра, определенных Данильсоном, является заниженным по сравнению с тем, который приводится в самом Акте.

Мы тоже провели свои подсчеты. По нашим данным, согласно Акту и по курсу сегодняшнего дня, цена эмирского золота (1 тройская унция, или 31,1 грамма = $ 832), если его перевести полностью в лом (688, 424кг), составляет более 18 млн. долларов США. За все серебро, если его тоже перевести в лом (102, 7 тонны), на мировых рынках могли бы сегодня дать свыше 51 млн. долларов (1грамм = $2). За 1041 карат бриллиантов на торговых аукционах «Сотбис» или «Кристи» можно выручить около 34 млн. долларов (1 карат = $32,5 тыс.).

В целом стоимость только этой части казны драгоценностей Мангитов в сумме составляет около 103 млн. долларов, что как минимум на треть перекрывает расчеты поисковиков эмирского клада.

Однако мы бессильны оценить стоимость 53 крупных алмазов (вес не указан), коралловых и жемчужных бус общим весом более 19,2кг.

Что касается алмазов - это самый твердый, красивый и дорогой камень из всех драгоценных камней. В четверке «высших» камней (алмаз, сапфир, изумруд, рубин) он стоит на первом месте. Алмазы всегда ценились безумно высоко не только за красоту и редкость, но и за мистические свойства, которыми они якобы обладали. Самые дорогие алмазы имеют показатели 1/1, то есть, нет цвета, нет дефектов. Из древности пошло название для таких камней «бриллианты чистой воды», т.к. чтобы отличить натуральный кристалл от подделки, его бросали в чистую воду, и он терялся в ней. Следовательно, на наш взгляд, только алмазы бухарского эмира по своей ценности могли бы превосходить все остальные ценности казны.

А можно ли вообще оценить золотые украшения с драгоценными камнями, ведь они все имеют большую художественную ценность. Чего стоит российский орден Святого Апостола Андрея Первозванного. В 2006 году на аукционе «Сотбис» за этот орден давали 428 тысяч долларов. Или единственный в своем роде нагрудный портрет Саида Алимхана, обрамленный 10 крупными и 20 мелкими бриллиантами.

И вот весь этот ценный груз из Бухары был доставлен в Ташкент. И он, вне всякого сомнения, являлся частью казны Саида Алимхана. Однако эти данные не дают ответа на вопрос: это полное состояние эмира или же только его часть? Дело в том, что вся казна Бухарского эмирата состояла, по разным оценкам, из 30-35 миллионов тилля, что соответствовало примерно 90-105 миллионам российских рублей. А 10 тонн золота любители приключений оценивают по курсу 1920 года в 150 миллионов российских рублей. Выходит, что состояние эмира они переоценили в 1,5 раза. Почему такое несоответствие?

Постараемся разобраться в этом вопросе. Возвращаясь к началу нашего повествования, мы знаем, что, как утверждают некоторые авторы, эмир вывез и спрятал в горах всю свою казну - 10 тонн золота. Мог ли он это сделать, привлекая для этой операции пару десятков людей. Думается, что нет. Во-первых, чтобы вывезти такой груз надо не менее сотни лошадей, не считая кавалеристов-охранников. А это уже целый караван. Незамеченным он не смог бы пройти и небольшое расстояние, не говоря уже о том, что груз был спрятан в отрогах Гиссарских гор.

Во-вторых, вернувшись в Бухару, эмир, уничтожив всех свидетелей, почему-то не рассказал своим близким о том, где спрятано сокровище. А ведь он должен был это сделать на случай свержения или того хуже - убийства. Ведь сыновья должны были сменить его на престоле, и государева казна им была необходима. Эмир не мог этого не понимать.

В-третьих, сбежав в Гиссар после свержения, эмир начал рекрутировать в армию местное население. Но чтобы полностью всех вооружить, у него не хватало средств. Для этого он обложил дополнительными поборами жителей Восточной Бухары, однако сумел вооружить только третью часть своего нового войска.

В-четвертых, Алимхана не оставляла надежда на помощь из-за рубежа. Так, в письме к королю Великобритании 12 октября 1920 года он писал, что надеется на поддержку Его Величества и ждет помощи от него в сумме 100 тысяч фунтов стерлингов, 20 тысяч ружей с боеприпасами, 30 орудий со снарядами, 10 аэропланов и 2 тысячи солдат англо-индийской армии. Однако Англия, не желавшая идти на прямое обострение с большевиками, опасаясь, что они могут продолжить свое наступление и установить советскую власть в Афганистане, не стала оказывать помощи эмиру.

В-пятых, Саид Алимхан не пытался, как некоторые представляют, переправить свой, якобы, спрятанный золотой запас в Гиссарских горах в Афганистан, т.к. он не доверял ни одному из своих курбаши, даже Энвер-паше и Ибрагимбеку. Кроме того, если бы даже эмир и поручил им эту миссию, она была обречена на провал, поскольку такой караван нельзя было незаметно провести по советской территории, к тому же переправить через Пяндж. Для этого надо было подготовить широкомасштабную войсковую операцию. Но для ее реализации, как показала история, у эмира не было ни сил, ни средств.

В-шестых, если бы у эмира все же и были спрятаны сокровища, то он мог в 20-30-е годы попытаться их вывезти с помощью зарубежных стран и международных организаций. Но и в этом случае он не предпринял ни одной попытки. Известны несколько перехваченных писем Саида Алимхана, адресованных зарубежным политическим деятелям, но ни в одном из них он не упоминает о наличии золотого схрона.

В-седьмых, отсутствие наличных средств не позволяло бухарскому эмиру оказывать материальную помощь своим курбаши. Так, после задержания на территории Таджикистана верховного курбаши Ибрагимбека, он на допросе 5 июля 1931 года в Ташкенте с нескрываемым возмущением признался, что в декабре 1930 года он писал эмиру Алимхану: «Семь лет (имеется в виду период 1920-1926 гг. - авт.) по твоему приказу я воевал против советской власти своими средствами и силами, постоянно получая всякого рода обещания о помощи, но так и не дождался их выполнения».

Таким образом, все вышеизложенное приводит к мысли, что золота эмира массой в 10 тонн, как нам думается, все же не существовало. В то же время у Саида Алимхана, конечно же, существовала своя казна, которую он сумел вывезти из Бухары. Ведь не случайно, во время бегства из Бухары, его сопровождали гвардейцы численностью не менее тысячи человек. Однако, как известно, на лошадях много не вывезешь. Привлечь же для этой цели верблюдов эмир не мог, поскольку они хоть и грузоподъемные, но весьма тихоходны. А эмиру нужна была мобильная группа, чтобы на случай погони ему не пришлось бы бросить караван. Вывезенные же им финансовые средства и драгоценности, думается, это процентов 15-20 от общей части казны, нужны были Саиду Алимхану на самые необходимые расходы: денежное довольствие гвардейцам, закупки вооружения, содержание своего административного аппарата и вновь набранного гарема и т.д.

Кроме того, не нужно сбрасывать со счетов тот аргумент, что эмир не думал покидать Бухару на длительный срок и ждал случая взять реванш за поражение. Ведь неслучайно, в Восточной Бухаре он объявил мобилизацию и обратился с меморандумом в Лигу наций о вынужденном объявлении войны большевикам.

Но время работало против Саида Алимхана. Большевики, взяв власть в Бухаре, захватили и большую часть оставшейся казны династии Мангитов. Эти сокровища и были переданы в Народный комиссариат финансов Туркестанской АССР.


Дальнейшую судьбу казны бухарского эмира, доставленную в Ташкент, нам проследить не удалось. Однако нетрудно догадаться, что вскоре драгоценности были отправлены в Москву. Гражданская война в России еще продолжалась, и чтобы снабжать всем необходимым Красную Армию, сокровища бухарского эмира пришлись очень даже кстати. Для этого драгоценные камни были изъяты из золотых украшений, а последние переплавлены в металл. Таким образом, вещи, которые представляли высокую художественную и историческую ценность, были навсегда утеряны. Хотя отдельные раритетные экземпляры во время перевозки могли быть «утеряны», и теперь хранятся в каких-либо коллекциях, собственники которых в целях личной безопасности, как правило, остаются инкогнито.

Пенджикент - старинный город, расположенный в горах Таджикистана. Совсем рядом - Бухара, неподалеку - граница с Киргизией, рукой подать - пустыни Туркмении. Все эти земли до 1920 года входили в состав Бухарского эмирата. В бездонных подвалах Арка - крепости, царящей над городом, за сотни лет скопились неисчислимые богатства. Каждый из трех миллионов подданных эмира должен был платить налоги в казну. Но больше всего золота поступало в казну из эмирских копей на берегу Зеравшана. За год в подземные хранилища бухарской крепости поступало свыше тридцати миллионов золотых тилпя. А расходы эмирата за этот же период составляли всего три миллиона - в основном на армию и закупку оружия. Разница оставалась в казне эмира.
В августе 1920 года для эмирата наступили тяжелые времена. События в России всколыхнули народные массы. Готовилось восстание. В небе над Бухарой все чаще появлялись аэропланы-разведчики с красными звездами на крыльях. А однажды прилетел даже четырехмоторный «Илья Муромец» - Красная Армия приближалась. Надо было не только уносить ноги, но и вывозить богатства, накопленные династией Мангытов…

ПОТОМОК СТАРИННОГО РОДА

Первый раз я встретил Масуда в Пенджикенте почти двадцать лет назад. Он занимался здесь раскопками древнего городища. От него я и узнал, какой же была дальнейшая судьба бухарских сокровищ…
— У эмира Сида Алимхана был доверенный человек - дервиш Даврон. Однажды его привели во дворец ночью, чтобы не видели лишние глаза. В покоях повелителя, кроме самого владыки, дервиш встретил еще одного человека - эмирского телохранителя полковника Тксобо Калапуша. Был там и начальник эмирской артиллерии топчибаши Низаметдин. Но его эмир спрятал в соседней комнате. Невидимый, он слышал всю беседу.
Решали, как спасти сокровища. Золота было так много, что для каравана понадобилось бы около сотни вьючных лошадей, каждая из которых могла нести хурджины с пятью пудами золота в каждом. Общая стоимость эмирского достояния превышала 150 миллионов золотых рублей по ценам того времени.
Куда гнать караван? В Кашгар? Там английское консульство, которым руководил старый знакомый эмира - консул мистер Эссертон. Но дервиш Даврон побывал уже в Кашгаре, и вести, которые он привез, были неутешительны. Письмо эмира просто испугало консула. Что такое английское консульство в Кашгаре? Маленький домик в тенистом саду на окраине Урумчи. Вся его охрана - британский флаг и несколько вооруженных винтовками сипаев. А кругом бандитские шайки, терро- ризирующие Кашгар, восстание в Синьцзяне, война в Туркестане, общая нестабильность. Принять в таких условиях караван с золотом - значит навлечь несчастье на свою тихую обитель.
Эссертон был профессиональным дипломатом и принял, как ему казалось, мудрое решение: пусть думает и решает начальство. В Дели, во дворец вице-короля Индии, ушла шифровка с изложением ситуации.
Но в Дели тоже сидели чиновники. И они также прекрасно понимали весь риск и всю ответственность, связанные с подобным делом. В случае их согласия получится, что британское правительство гарантирует сохранность эмирской казны. А если она достанется бандитам? Придется всю стоимость утраченного выплатить эмиру за счет Британской империи. Нет, на такой риск вице-король Индии пойти не мог. Поэтому английский консул написал эмиру письмо, составленное в самых изысканных выражениях. В нем он клялся в горячей дружбе и желал всего самого лучшего, лишь в конце - с огромным сожалением - заметил, что не сможет принять и хранить казну повелителя Бухары.
Теперь собравшимся той ночью во дворце надо было решить, куда направить караван - в Иран или в Афганистан. Идти с таким караваном в Иран, в Мешхед, было опасно - ситуация в Закаспии оставалась напряженной. Приняли другое решение. В первой декаде сентября 1920 года ночью караван из нескольких сот лошадей и верблюдов, груженных сокровищами Бухары, запасами воды и продовольствия, двинулся на юг. Охрану составляли эмирские гвардейцы, которыми командовал Таксобо Калапуш. Рядом с ним, стремя в стремя, ехал и дервиш Даврон.
У города Гузар резко свернули влево и у самого Лангара углубились в предгорья Памира.
Караван разделился. Вооруженная охрана во главе с Калапушем, вьючные животные с припасами и водой остались в долине. В одну из горных расщелин углубились верблюды и лошади, груженные золотом, и сопровождающие их погонщики. Впереди ехали Даврон и еще два дервиша.
Минули сутки с момента ухода Даврона и его спутников, затем вторые. Встревоженный Калапуш поднял своих людей и направился по следу каравана. Пройдя несколько километров по тесной извилистой расселине, всадники обнаружили несколько трупов. Это были погонщики. А еще через некоторое время наткнулись на самого Даврона и двух его спутников. Все трое были ранены. Даврон рассказал, что случилось. Кто-то из погонщиков проведал, что находится в переметных сумах и вьюках, и сообщил своим товарищам. Они решили убить Даврона со спутниками и завладеть сокровищем. Произошла схватка, но Даврону и его друзьям удалось отбиться. Несмотря на раны, они спрятали вьюки с золотом в неприметной пещере. Калапуш осмотрел ее и остался доволен. Не доверяя никому, эмирский телохранитель сам завалил камнями вход в пещеру и отогнал лошадей и верблюдов назад в долину.
Дервишам перевязали раны, усадили на коней. Теперь только они да Калапуш знали, где спрятаны эмирские ценности. Когда горы остались позади, Даврон почувствовал себя совсем плохо и захотел заехать в родной кишлак - это было почти по дороге. Калапуш великодушно согласился, но утром, когда наступил час молитвы, три фигуры не поднялись с земли. Даврон и его друзья-дервиши остались там навеки. Верный Калапуш выполнил секретный приказ эмира: никто не должен знать тайны клада.
— Тебе так хорошо известно, что произошло в этих местах восемьдесят лет назад, - сказал я Масуду. - Откуда?
— Я сам из этих мест. А Даврон был одним из моих предков. В нашей семье из поколения в поколение передавалась эта история. Еще мальчишкой я слышал ее и тогда же поклялся себе, что найду этот клад, хотя он и принес столько несчастий нашей семье.

СУДЬБА СОКРОВИЩА

— Как археолог, я мог заниматься поисками, ни у кого не возбуждая подозрений, - продолжал Масуд. - Расскажу тебе, что было потом…
На четвертые сутки караван возвратился в Бухару. В Караулбазаре уставших всадников радостно приветствовали топчибаши Ниэаметдин и его воины. После плова и зеленого чая легли спать, чтобы пораньше прибыть в священную Бухару. Однако утром коней оседлали только воины командующего эмирской артиллерией. Все спутники Калапуша - кроме него самого - были убиты.
Эмир милостиво встретил своего телохранителя. Подробно расспросил о дороге, о том, как нашли тайное место, как прятали сокровище и маскировали тайник. Особо интересовало повелителя, не остались ли живые свидетели. «Нет, отвечал Калапуш, - теперь на земле только двое знают тайну: повелитель и я. Но в моей верности владыка не сомневается…»
Конечно же, эмир не сомневался… в том, что тайна, известная двоим, - наполовину не тайна. И той же ночью обласканного эмиром Калапуша удавил дворцовый палач.
Всего двое суток прошло со дня его смерти, на дворцовых конюшнях стали седлать коней - эмир решил бежать. О бывшем его телохранителе никто даже не вспоминал. Теперь рядом с эмиром скакал начальник артиллерии - Низаметдин.
Через день пути где-то в степи из свиты эмира раздался выстрел. Топчибаши рухнул на землю. Не осталось никого, кроме бывшего повелителя священной Бухары, кто бы что-то знал о караване с золотом.
С отрядом в сотню сабель он пересек границу с Афганистаном. Из всего многомиллионного сокровища у него остались лишь две лошади, навьюченные переметными сумами с золотыми слитками и драгоценными камнями.
Шли годы. Эмир жил в Кабуле, но сокровище, оставленное за Пянджем, не давало ему спать. Все двадцатые годы почти каждый месяц на территорию Средней Азии проникали басмаческие шайки. Многие из них стремились в район, где был спрятан клад. Но басмачам не везло. Уничтожив посевы и убив нескольких активистов, они возвращались в Афганистан. Однако эмир не успокаивался. В 1930 году границу перешла банда Ибрагим-бека. С ним было пятьсот сабель. Но, захваченный в плен, он был казнен, его отрубленную голову отправили в 1931 году в Москву, в ЧК.
Оставшиеся в живых члены разгромленной банды Ибрагим-бека продолжали поиски клада. Кто-то решил, что тайное место должны знать родственники Даврона или Калапуша. И те стали погибать. После пыток были убиты почти все братья и сестры Даврона. Кишлак, где жили родичи Калапуша, был сожжен, вырезаны все его жители.
— Даврон был родственником моего деда, - признался мне недавно Масуд. - От него я узнал всю эту историю. И сейчас есть люди, интересующиеся моими поисками. Вначале (я был моложе тогда и наивнее) вокруг меня терся некий Тимур Пулатов из Бухары. Он из кожи лез, стараясь помочь в моих поисках. А кончилось тем, что украл несколько схем уже пройденных маршрутов и удрал с ними, как ни странно в Москву. Недавно я встретил его на улице. Знаешь эту компанию, что в восточных халатах сидит на тротуарах, выпрашивая милостыню. Так вот вожачком у них Пулатов по прозвищу «Ишачий граф»…
После кражи я стал делить свои схемы на несколько частей и прятать их в разных местах. Основное, конечно, держу в голове. Ведь район, где спрятан клад, занимает всего 100 квадратных километров. За два десятка лет я изучил его подробнейше.
— И нашел?..
Масуд загадочно молчит. Затем произносит:
— Знаешь, десять тонн золота трудно найти, но и спрятать его было трудно. Времени оставалось для этого мало. Неглубоко спрятано. Значит - чуткие приборы обнаружат. И они у меня уже есть. Только время сейчас неспокойное. Сейчас туда соваться опасно…
Трудную жизнь прошел этот человек, одержимый своей страстью. Он почти достиг успеха, но у самого порога вынужден остановиться. Только я уверен - ненадолго.

СЫН и ВНУК

Сын эмира Бухарскаго Саид-Алим-хана генерал-майор Шахмурад Олимов (если определять национальность по отцу, то - мангыт, монгольское племя, отец вел родословную от Чингизхана). После разгрома Бухарского эмирата и бегства эмира в Афганистан воспитывался в Советской России, подростком выезжал на обучение в Германию, владел немецким языком. Нигде не удалось найти дату рождения и смерти, примерно — 1910 г. р. Обучался в военном училище и в Военно-инженерной академии им. Куйбышева. Писал письмо-отречение от отца примерно в 1929-1930 гг., что вполне объяснимо, т. к. Саид-Алим-хан оставался противником советской власти и приветствовал вторжение Гитлера.

Шахмурад Олимов - участник ВОВ, после ранения потерял ногу, преподавал в академии имени Куйбышева, дослужился до звания генерал-майора. Умер в Москве, точной даты смерти пока установить не удалось.

ДЕД

Эмир бухарский Сеид-Абдул-Ахад-хан

Большинство крымчан на слова «эмир бухарский» откликнутся одинаково: это же из знаменитой книги Леонида Соловьева о вечном страннике и насмешнике Ходже Насреддине! Правильно, но образ жадного и жестокого правителя писатель лепил с целой династии повелителей Бухары, а какими были в действительности последние из них? Историки, услышав этот же вопрос, непременно уточнят, какой именно эмир имелся в виду, и при имени Сеид-Абдул-Ахад-хан тут же откликнутся: как же, достойный был человек, прославившийся щедростью и добротой. А уж как любил Крым и сколько сделал для него…

Невероятный правитель

Чуть ли не полтора десятилетия подряд, с конца XIX века, газеты полуострова с завидным постоянством отмечали в своих корреспонденциях эмира бухарского. То писали об очередном его прибытии на Южный берег, то имя эмира появлялось в списке почетных членов разных благотворительных обществ, то в заметке о помощи бедным, погорельцам или голодающим мелькало упоминание о щедром пожертвовании повелителя Бухары благородной.

Сеид-Абдул-Ахад-хан на бухарский престол вступил совсем молодым, ему было 26 лет, и правление его началось неожиданно как для подданных, так и для придворных, привыкших к железной руке предыдущего правителя. Новый эмир отменил пытки, упразднил рабство и страшные подземные тюрьмы-зинданы, сузил ассортимент смертных казней — а их к тому времени насчитывалось немало, многие были долгими и мучительными. Именно с этого момента в Бухару в буквальном смысле слова хлынули деньги: немало русских промышленников заинтересовались залежами меди, железа, золота. Новый правитель поддерживал развитие банков, построил железную дорогу, телеграф. Для консервативной и мало отзывчивой на все новое Азии все, что делал эмир бухарский, казалось невероятным.

Звезды над полуостровом

В отличие от многих своих предшественников, эмир бухарский был легок на подъем, часто наезжал в Москву, Петербург, Тифлис, Киев, Одессу, а потом попал в Крым и с 1893 года каждое лето проводил в Ялте. Бывал он также в Севастополе и Бахчисарае.

Вот как описывали Сеид-Абдул-Ахад-хана крымские газеты: «Эмир выше среднего роста, на вид не более 45-ти лет. Очень хорошо сложен. Обладает приятным грудным баритоном; из-под его белоснежной чалмы блестят большие черные глаза, а его подбородок украшает небольшая окладистая борода. Хороший ездок. Обладает необыкновенной физической силой...».

Эмир бухарский очень любил награждать даже за незначительные услуги или просто понравившегося ему человека. Ничего удивительного, что, когда он регулярно стал наезжать в Ялту, многие видные горожане смогли засверкать орденами «Золотая звезда Бухары», которые щедро раздавал эмир. Одна из самых курьезных историй, связанных с подобным награждением, произошла в семействе Юсуповых. Они часто навещали эмира бухарского в Ялте, а тот несколько раз приезжал к ним в Кореиз. Во время одного из таких визитов представитель младшего поколения, Феликс Юсупов, решил продемонстрировать парижскую новинку для розыгрышей: на блюде подали сигары, и, когда эмир и его свита принялись их раскуривать, табак вдруг загорелся и… стал постреливать звездочками фейерверка. Скандал был страшный — не только оттого, что высокий гость оказался в смешном положении, сначала ведь и гости, и домашние, не знавшие о розыгрыше, решили, что на правителя Бухары совершено покушение. Но через несколько дней эмир бухарский сам отпраздновал примирение с Юсуповым-младшим… наградив его орденом с бриллиантами и рубинами.

Часто гостил повелитель Бухары в Ливадии, когда туда приезжало императорское семейство, а также в Суук-Су, у Ольги Михайловны Соловьевой. Это волшебной красоты местечко (теперь оно составляет часть детского лагеря «Артек»), эмира бухарского просто покорило. Он даже хотел купить его и предлагал хозяйке за дачу 4 миллиона рублей — огромные по тем временам деньги, но Ольга Соловьева не согласилась расстаться с Суук-Су.

Ничего удивительного, что, полюбив Южный берег Крыма, эмир бухарский решил построить здесь собственный дворец. Ему удалось купить участок в Ялте, где был заложен сад и выстроено великолепное здание (впоследствии оно стало одним из корпусов санатория для моряков Черноморского флота). Интересно, что сначала планировалось отдать заказ на строительство знаменитому Николаю Краснову, благодаря которому Южный берег украсился множеством архитектурных жемчужин. В фондах Алупкинского дворца-музея сохранились два эскиза и сметы к ним, выполненные Красновым для эмира бухарского. Один представляет собой итальянскую виллу, второй — восточный дворец со стрельчатыми окнами и восточным орнаментом. Но то ли бухарскому правителю не приглянулись оба варианта, то ли он хотел поддержать городского архитектора Ялты Тарасова, которого неплохо знал, но дворец стал строить последний. Здание с куполами, башнями и беседками действительно украсило Ялту, сам эмир назвал имение «Дилькисо», что в переводе означает «обворожительный».

Дворец пережил и своего сиятельного владыку, и хаос Гражданской войны, в котором не уцелели многие усадьбы, его при отступлении в 1944 году сожгли гитлеровцы, но все-таки эта память об эмире бухарском в Ялте сохранилась.

Улица имени Сеид-Абдул-Ахад-хана

Став сезонным жителем Ялты, Сеид-Абдул-Ахад-хан сразу заинтересовался общественной жизнью города: состоял в «Обществе помощи недостаточным ученикам и ученицам ялтинских гимназий», жертвовал деньги «Обществу помощи бедным татарам Южного берега», интересовался сохранением древностей Крыма, несколько раз был участником выставок животноводства. Дело в том, что высокое положение не мешало эмиру бухарскому быть знатоком овцеводства, его стада каракулевых овец были лучшими на родине, он лично торговал каракулем, поставляя на мировой рынок около трети продукции.

В 1910 году он на свои деньги построил городскую бесплатную лечебницу для приходящих больных. Это был очень щедрый подарок городу, в большом двухэтажном доме размещались лаборатории, комнаты для служащих, хирургические и гинекологические кабинеты, приемная на сто человек. Накануне открытия больницы он в очередной раз нанес визит семье Николая II в Ливадии, чтобы попросить высочайшего соизволения назвать лечебницу именем цесаревича Алексея. Эмир бухарский много лет был для Ялты своеобразным символом щедрости, за заслуги перед городом его избрали почетным гражданином и даже назвали его именем одну из улиц.

К слову, и многим другим городам, не только в Крыму, было за что благодарить эмира бухарского — в Петербурге, например, он построил Соборную мечеть, что обошлось ему в полмиллиона рублей.

Эмир Бухарский Сеид Абдул-Ахад-хан на торжестве закладки мечети в Санкт-Петербурге 3 февраля 1910 года. Рядом с эмиром — глава мусульманского духовенства ахун Г. Баязитов. По фотографии К. Булла.

Соборная мечеть в Санкт-Петербурге (современный вид)

Во время Русско-японской войны 1905 года Сеид-Абдул-Ахад-хан пожертвовал миллион золотых рублей на постройку военного корабля, который назвали «Эмир Бухарский».

Жизнь этого судна была бурной, но недолгой: во время революции экипаж перешел на сторону большевиков, потом сражался на Каспии (к тому времени его переименовали в «Якова Свердлова») и в 1925 году был разрезан на металл.

Последний из династии

Эмир бухарский Сеид-Абдул-Ахад-хан в последний раз в Крыму побывал незадолго до своей смерти, его не стало в декабре 1910 года: долгая болезнь почек, которая в последние годы мучила его, все-таки поставила точку в его интересной и деятельной жизни. В журнале «Нива» за 1911 год опубликованы некролог и телеграмма российскому императору от нового эмира бухарского, Мир-Алима, одного из сыновей покойного. Он благодарит за соболезнования «по кончины моего родителя и оказанные мне знаки всемилостивейшаго благоволения» и обещает идти по пути начинаний отца.

Увы, несколько лет царствования последнего эмира бухарского были не самыми лучшими для его государства: механизмы многих новаторств, запущенные отцом, крутились уже по инерции. А сам правитель не очень-то был склонен оказывать покровительство прогрессу и наукам. О годах его правления вообще сохранилось немного свидетельств современников, и те рисуют его не с лучшей стороны: поминают леность и равнодушие, а также чрезмерную тягу к земным удовольствиям. Молва приписывала ему гарем в 350 наложниц, которых свозили со всей страны.

В библиотеке Конгресса США хранится коллекция цветных снимков знаменитого фотографа Прокудина-Горского: в начале 1900-х он исколесил всю Россию, от Дальнего Востока до Средней Азии, чтобы запечатлеть на стеклянных фотопластинах свою империю. Есть среди этих снимков и парадный портрет Мир-Алима, эмира бухарского, — в шелковом синем халате с цветами, с саблей, золотым поясом.

Мир-Алим

В лице — отцовские черты, но без тонкости и одухотворенности, что были у прежнего правителя. Он еще не знает, что станет последним из эмиров Бухары и большую часть своей жизни проведет в изгнании, будет жить милостью афганского эмира и умрет в чужой стране. Он еще успеет попросить, чтобы на могильном камне высекли такие слова:

Эмир без родины жалок

и ничтожен

Нищий, умерший на родине, —

воистину эмир.

Может быть, он тогда вспоминал об отце, который оставил о себе добрую память не только на родине.

ОТЕЦ

Эмир бухарский САЙИД АМИР АЛИМ-ХАН

Сейид Мир Мухаммед Алим-хан последний эмир Бухары, правивший до захвата Бухары Красной Армией 2 сентября 1920 года, представитель узбекской династии тюркского рода Мангыт.

Хотя Бухара имела статус вассального государства Российской империи, Алим-хан руководил внутренними делами своего государства как абсолютный монарх.

В январе 1893 г., когда Мир-Алиму исполнилось тринадцать лет, он вместе с отцом прибыл в Санкт-Петербург, где был определен на обучение в элитное императорское высшее военно-учебное заведение - Николаевский кадетский корпус.

Император Александр III утвердил Мир-Алима наследником престола и лично определил программу его обучения, обещав Адуллахад-хану, что сын получит воспитание в соответствии с нормами ислама. Мир-Алим обучался в Петербурге до лета 1896 г. под присмотром Осман-бека караул-беги и персонального воспитателя полковника Демина.

В 1896 году он вернулся, получив в России подтверждение статуса наследного принца Бухары.

Через два года он занял должность губернатора Насефа, пробыв в ней двенадцать лет. Следующие два года он управлял северной провинцией Кармина, до смерти своего отца в 1910 году. В 1910 году император Николай II даровал хану титул Высочество. В 1911 году был произведён в Свиты Его Императорского Величества генерал-майоры.

Трон отца Сайид Алим-хан занял 4 декабря 1910 г. Уже на следующий год после вступления на престол Алим-хан получил от императора Николая II чин генерал-майора царской армии и придворное звание флигель-адъютанта, а в конце 1915 г. был повышен до генерал-лейтенанта и генерал-адъютанта. В сентябре 1916 г. был награжден одной из высших российских наград - орденом Александра Невского. Владел собственностью в России: дачи-дворцы в Крыму, Кисловодске, Железноводске, дома в Санкт-Петербурге. 11 марта 1913 г. в МИДе России, а 14 июня 1914 г. на заседание Госдумы России поднимался вопрос реформы административного устройства Бухарского ханства и присоединении его к России. Однако Николай II отверг эти предложения.

Начало правления было многообещающим: он объявил, что не принимает подарков, и категорически запретил чиновникам и должностным лицам брать взятки от народа и использовать налоги в личных целях. Однако со временем ситуация изменилась. В результате интриг сторонники реформ проиграли и были высланы в Москву и Казань , и Алим-хан продолжил правление в традиционном стиле, укрепляя династию.

В числе известных людей, бывших в окружении эмира до весны 1917 года, был один из первых узбекских генералов царской армии России Мир Хайдар Мирбадалев.

На деньги Эмира Бухарского в Санкт-Петербурге были выстроены Санкт-Петербургская соборная мечеть и Дом Эмира бухарского.

Каменноостровский проспект, дом 44б известен как Дом эмира Бухарского

Построен в 1913 году по проекту С. С. Кричинского для эмира Бухары Сеид-Мир-Алим-хана. Состоит из фасадного корпуса, двух дворовых и связывающих их боковых флигелей. Фасад облицован естественным камнем. Со стороны проспекта облицован желтовато-белым шишимским мрамором, добывавшимся под Златоустом.

Дом эмира Бухарского (двор)

До середины марта 1917 в этом доме размещался 1-й пулемётный запасной полк Петроградского гарнизона, активно участвовавший в Февральской революции. С. С. Кричинский жил в кв. 4 этого дома в 1917—1923.

Архитектор дома Степан Кричинский

30 декабря 1915 года Алим-хан произведён в генерал-лейтенанты по Терскому казачьему войску и назначен генерал-адъютантом.

Захват власти в России большевиками в 1917 г. позволил Алим-хану заявить о полном суверенитете и аннулировать договор 1873 г. о протекторате России. 23 марта 1918 г. Алим-хан подписал мирный договор с РСФСР. Однако, сознавая военную угрозу большевиков, стал интенсивно укреплять бухарскую армию. Для этого были привлечены российские и турецкие офицеры, имевшие боевой опыт. Из турецких и афганских «добровольцев» сформированы пехотный и кавалерийский полки. Алим-хан произвел две военные мобилизации, санкционировал производство холодного оружия и патронов. К августу 1920 г. армия эмирата насчитывала до 60 тысяч бойцов, в т. ч. 15 тысяч пехоты, 35 тысяч конницы, 55 орудий, несколько десятков пулеметов. Тем не менее в результате бухарской «революции», обеспеченной вторжением в пределы Эмирата советских войск Туркфронта под командованием Фрунзе, армия эмира была разгромлена. 2 сентября 1920 г. части Красной Армии РСФСР заняли Бухару и Сайид Алим-хан был свергнут с престола. На территории Бухары была провозглашены Бухарская Народная Советская Республика (1920-1924).

С сентября 1920 г. по февраль 1921 г. Алим-хан находился на территории Восточной Бухары, пытаясь организовать контрнаступление против Советов. Сайиду Алим-хану удалось собрать значительные военные силы в районах Куляба, Гиссара и Душанбе. В середине ноября 1920 г. его войска выдвинулись на запад и заняли Байсун, Дербенд и Шерабад. К концу 1920 началу 1921 гг. численность военных сил Сайида Алим-хана достигла 10 тысяч человек. К армии Алим-хана присоединились отряды Ибрагим-бека, базировавшиеся в районе Локая.

На основе соглашения Бухарской Республики и РСФСР против Алим-хана была организована специальная Гиссарская военная экспедиция, в результате которой его силы были разбиты и он вынужден был бежать в Афганистан.

Сначала Алим-хан остановился в Ханабаде, а в мае 1921 г. прибыл в Кабул. Эмир Афганистана, имевший договор с РСФСР, определил Алим-хану статус почетного пленника с ежегодным выделением средств на его содержание.

В эмиграции торговал каракулем, поддерживал басмачество, к старости почти ослеп, его банковские счета были заблокированы по настоянию властей СССР.

Награждён орденами Святого Александра Невского и Святого Владимира (на приведённой цветной фотографии на халате эмира отчётливо видна звезда этого ордена с девизом «Польза, честь и слава»).

Сейид Алим-хан, 1911, цветная фотография С. М. Прокудина-Горского

Многочисленное потомство (около 300 человек) разбросано по всему миру: они проживают в США, Турции, Германии, Афганистане и других государствах.

Три его сына остались на советской территории. Двое из них Султанмурад и Рахим позднее были убиты, а третий Шахмурад в 1929 г. публично отрекся от своего отца, принял фамилию Олимов . Служил в Красной Армии , участвовал в Великой Отечественной войне (на которой потерял ногу), в 1960-х преподавал в Военной академии .